«Что я такое и как мне жить»

Президентская библиотека – ко дню рождения Льва Толстого

«Светский человек, офицер, помещик, мировой посредник, учитель, писатель – какой огромный, разнообразный житейский опыт, сколько усилий мысли, воли, сколько всевозможных переживаний! Уже одно это может сделать поучительными не только его правду, но и заблуждения. Еще поучительнее они становятся благодаря свойству Толстого – ставить вопросы ребром и в решении их доходить до конца… Толстой не дает покоя, волнует, тормошит, его правда колет глаза», – пишет беллетрист и драматург Николай Тимковский в книге «Душа Л. Н. Толстого» (1913).

Четвертый сын в семье графской ветви рода Толстых рос под надзором русских нянюшек, немцев-учителей и французов-гувернеров. Уже в детстве он блестяще владел французским, хорошо говорил по-немецки, «шлифовал» английский. И мало кто понимал, какая глубокая внутренняя работа шла в этом отроке. Он много думал, часами разучивал и играл произведения Баха, Моцарта, Шопена, перечитывал любимые книги. «Я прочел, – рассказывал впоследствии Лев Толстой, – всего Руссо, все двадцать томов… Я более чем восхищался им, я боготворил его. В 16 лет я носил на шее медальон с его портретом вместо нательного креста», – эти слова писателя приводятся в книге Иванова-Разумника «Лев Толстой» (1910).

Главным делом его жизни, подчинившим себе все иные дарования, стало писательство. «Детство», «Отрочество», «Юность» сразу приковали к себе внимание искушенных читателей. «Закончив свою юношескую трилогию, Толстой встал в один ряд с Тургеневым, Гончаровым, Островским», – подытоживает Сергей Спиро в мемуарах «Беседы с Л. Н. Толстым». Однако настоящая слава пришла после появления «Севастопольских рассказов». В Крыму Толстой был ошеломлен бессмысленностью и жестокостью войны. Это была первая в литературе обжигающая правда о войне.

«До Толстого сражения и битвы в русской литературе романтизировали, – писал Иванов-Разумник в работе «Лев Толстой». – Даже великий реалист Пушкин в своем «Путешествии в Арзрум» набросил романтический флер на описание войны. Впрочем, он настоящей войны и не видел. Надо было великому художнику попасть в осажденный Севастополь, чтобы понять, что такое война, и описать ее с потрясающим, беспощадным реализмом».

Позднее, уже в «Войне и мире», Толстой сумел развить тему, показать, что война – «это… бессмысленная, случайная смерть, беспощадные страдания, увечья, раны, озверение, гибель».

...Внимательно изучивший все варианты Евангелия граф Толстой подметил глубочайшее расхождение сути православного учения с церковной практикой. Религиозный философ Василий Розанов в исследовании «Л.Н. Толстой и Русская Церковь» (1912) не без горечи отмечает: «Они не понимали друг друга; даже не знали. И – разошлись. До проклятия с одной стороны (отлучение Толстого от Церкви, с его впечатлением в обществе), до полного пренебрежения – с другой (отношение Толстого к Церкви).

«О Толстом знали только, т. е. знало духовенство, что он изображал балы, скачки, увеселения, охоту, сражения, – всё, до духовных предметов не относящееся, – пишет Розанов. – И духовенство совершенно не знало, а в случаях знания – совершенно не понимало тот огромный, волнующий и тонкий духовный мир, в который Толстой проник с небывалою проницательностью. Духовенство наше не только литературно не образовано, но оно и психологически не развито: сомнения, тревоги, мучения совести и ума Левина… князя Андрея Болконского… Нехлюдова – для него просто не существовали. Всё это казалось «вздором и баловством барской души», праздной, без работы и серьезного служебного долга».

«Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и вечно бороться, и лишаться. А спокойствие – душевная подлость», – писал Лев Толстой. Это утверждение говорит о противоречиях и при этом редкой цельности натуры писателя, взлетах и падениях этой могучей личности, подчинившей своему духовному влиянию несколько поколений читателей в России и мире.