Продолжаем знакомить читателей с интересными, неординарными людьми, обитающими в ареале газеты «Бумеранг» – Советском районе Новосибирска, Бердске и Кольцово.
Елена ПРОСКУРЯКОВА. Иллюстратор, график, дизайнер, редактор ряда периодических изданий, таких как альманах «Литературный клуб «Круг чтения» (РСБ для взрослых им. Л.Н. Толстого, Севастополь). Заместитель главного редактора журнала «Таврия Литературная» (издательский дом «МПА-Пресс», Москва). Живет и работает в Нижней Ельцовке.
– Елена, вы уже давно и, если так можно сказать, хорошо состоявшийся в профессиональном плане человек. А с чего начался ваш путь в литературу, искусство?
– С далёкого 1981 года, когда я попала на Факультет общественных профессий НГУ, курс «театр «Классика»» Любови Ворониной. Это сейчас я знаю, что между нами разница в возрасте едва ли 7 лет. А тогда я была просто сметена, во-первых, невероятным объемом и широтой знаний об историографии и развитии филологии с древнейших времён до наших дней. Во-вторых, изумительной способностью спокойно, без эпатажа и лишнего эстетства, погружать в культурные слои произведений, намеченных к постановке. Это был высший пилотаж, то мастерство, которое неизбежно влияет на человека, чем бы он в дальнейшем ни занимался и какую бы специальность себе ни наметил.
Через 4 года, получив удостоверение (сейчас это – крепкий бакалавриат, а тогда – просто «курсы кройки и шитья»), которое мне вручили, впрочем, без особых надежд на «светлый путь» в культуре, я занялась тем, что больше всего любила – живописью. А также получением других, более пригодных для жизни специальностей.
– Тридцать лет назад вы уехали из Академгородка. Жили и работали в Крыму, в Москве. Почему вернулись, разве там было мало возможностей для самовыражения?
– Вернулись мы с мужем по семейным обстоятельствам, не имеющим отношения к профессиональной деятельности. И я по-прежнему продолжаю сотрудничать в дистанционном формате с московскими и крымскими изданиями и издательствами. Но, вернувшись два года назад сюда, прихожу к выводу, слегка отдающему пафосом: Академгородок, по сути своей, дает столь интенсивный поток творчества и знаний, что все, кто в нем жил и учился, впоследствии, в науке, в искусстве или просто в миропостижении, неизбежно бумерангом возвращаются к пройденному, как к единственно чистому началу.
Смею вас заверить, что подобных истоков сейчас не так уж и много. Как бы далеко ни ушел человек от первоначальной точки, ему свойственно периодически оглядываться на пройденный маршрут.
Не претит ли мне работа «в глубинке»? Нет, нисколько. Более того, я предпочитаю работать на местах. Например, проект «Таврия Литературная» задумывался и состоялся с ориентацией именно на регионы, как возможность введения крымских и севастопольских авторов в российское литературное пространство. Это сейчас в журнале звучат Чехия, Италия, Канада и Израиль, а Министерство культуры подписывает Благодарственные письма…
Я убеждена, что не бывает периферийной литературы. Николаю Ильченко десятилетия работы в шахтах Якутии не помешали стать и членом СП, и дважды лауреатом премии Л.Н. Толстого. В Симферопольском троллейбусном ДЕПО еще не раз вспомнят молодого электромонтёра Руслана Киреева, ныне – профессора литературного института имени Горького. Кто знает, где таится потенциальный нобелевский лауреат, если в африканской глуши когда-то проживала юная Дорис Лессинг?
Кто-то скажет: зато журналисту легко и вольготно только в столицах, с их динамикой и возможностями. Да, однозначно, близость к источнику информации – необходимая вещь. Но дальше начинается собственно личность автора. Вот есть более чем профессиональный Валерий Митрохин, который практически убил свою карьеру, когда возглавив по направлению союза журналистов СССР «писательский пост» на Всесоюзной ударной стройке Крымской АС, написал обращение на имя Горбачева об опасности этого строительства и помог добиться прекращения работ. При этом он, оставшись в тишайшем, более чем провинциальном, Бахчисарае, создал несколько прекрасных повестей, романов и сборников стихов.
А развеселое творчество журналиста-международника Андрея Цунского, помнится даже, почетного жителя одного из американских городов, пало под грузом преподавательской ответственности и окончательно сдулось в газпромовском еженедельнике прямо в центре нашей столицы.
– Вы, насколько я знаю, пишите и стихи, и прозу. Причем, делаете это достаточно профессионально. Но при этом почему-то не пользуетесь своими издательскими возможностями в полную силу…
– Я – не настоящий литератор. Меня гораздо больше интересует чужое творчество, нежели свое. Я не умею жить в ритме: «ни дня без строчки». Мне претит «план по валу» и формулировки в стиле: «Хочу свою книгу – у всех уже есть!». Невозможно перевести Пегаса в состояние вола и ежегодно по осени обмолачивать новый том своих произведений, сохраняя при этом высокий уровень. Такое благополучие обманчиво. Литература – не утренняя гимнастика. Нет никакой профессиональной дисциплинированности в этой области, если ты не занимаешься «подёнщиной», то есть, привязан договором к издательству. Это звучит невероятно банально, но именно об этом стараются забыть, когда дело касается каждого лично.
Ну, а количество персональных сборников в наше время говорит лишь о платежеспособности и усидчивости автора, а уж никак не о его профессиональных качествах! Поверьте, за свою тридцатилетнюю редакторскую жизнь я повидала кучу ерунды даже в сафьяне с золотыми обрезами. После таких, с позволения сказать, творений очень хочется взять в руки простой, бумажный, на скрепке «Колчанъ» 1916 года Гумилева или «Записки о Пушкине» Пущина, уместившиеся в 64 страницы издания «Детская литература» за 10 копеек.
Я просто пишу, когда хочу и что хочу. С трудом набрала за последние пять лет текстов на два сборника: «Кот по имени Август» (2017 г.) и «Территория снов» (2019 г.). И не «балдею» от собственного творчества, зато, как редактор, сама могу повесить на себя всех собак. Возможно, поэтому пишу крайне редко.
Избегаю, пожалуй, любовной лирики. Потому что часто приходится судить эту тему на фестивалях. Наслушиваюсь на год вперед.
– В 2020 году вы проиллюстрировали роман в жанре фэнтези «Return to White Catcliff» издательства IVX Books, США. Неужели в Америке не нашлось своих художников?
– Американцам до смерти надоели комиксовые электронные типажи, и они отправились по миру в поисках «старого доброго стального пера». Когда мне предложили этот проект, пришлось отложить «мышку» и вернуться в классику жанра. Очень, доложу вам, полезный опыт, в плане проверки руки. И американская критика авторскую графику издания отметила отдельно.
В моём понимании, иллюстрация – вещь крайне серьезная. Вычитать автора настолько, чтобы войти в его мир и вытащить на страницы книги, сопровождая и поддерживая текст, не разрушая его своим «виденьем», не так-то просто.
Тут в памяти всплывает почти притча из первых лет моей работы. В редакцию пришел автор, написавший серию статей и собравший их в маленький сборник. Его подводят к моему столу и объясняют: «Вот эта девушка будет делать для вас обложку». Автор скисает, возводит глаза к небесам: «Эта девочка? У меня же термины! Мне надо, чтобы на обложке была вынесена самая суть проблемы и все виды её решений!». Я смущаюсь, растерянно шлёпаю ресницами. Я не готова «вынести все виды решений» на один лист. И тут главный редактор показывает мастер-класс. Нежно, почти по-матерински приобняв отчаявшегося, она ласково произносит: «Тогда может ну её, эту брошюрку? Обложечкой и обойдёмся?».
С живописью у меня отношения сложные. Я не колорист, но мне очень нравится свободное пространство, непроработанное, почти эскизное, живое. На меня из него вываливаются неведомые образы, иногда весьма забавные. Поэтому мне каждый раз интересно, чем это закончится. Поверьте, иногда, из первоначально задуманного, только сам холст и остаётся.
– В Академгородке при Доме ученых вы стали активно собирать вокруг себя пишущих людей, готовых представить свое творчество в альманахах-сборниках и даже отдельными изданиями. Что можете сказать о нашей «творческой среде»?
– Академгородок сейчас представляет собой идеальное место для созидания. Сохраняя, по сути, хрупкое равновесие между комфортной жизнью и близостью к природе, он по-прежнему вдохновляет как лириков, так и физиков. Всё в нем, от табличек на скамейках до утонченного сонета, является проявлением творчества. Музыка, живопись, литература и театр – в принципе, это постоянный единый комплекс. И неизвестно, мешает ли живопись физике, отвлекает ли математика чтение или написание стихов или способствует формированию научной мысли.
Нет однозначных решений для определения творческих приоритетов. И если кто-то рассматривает мир с точки зрения многочисленных некорректных задач, пытаясь максимально приблизиться к реальности, то кто-то, задыхаясь в уплотнённом социуме, отодвигается в тишину, нисколько не заботясь об иллюзорности момента. Сто сторон, сто различных граней бытия. Но именно на стыках сред и могут проявиться самые неожиданные процессы. Всё вокруг нас, без исключения, и есть творческая среда! И она рождает здесь уникальных авторов.
Как редактор, при знакомстве с каждым новым автором, я долго слушаю, еще дольше читаю, потом переспрашиваю и перепроверяю себя. Стараюсь создать максимально дружественную профессиональную атмосферу. Потому что есть мастера слова, а есть мастера идеи. Ведь сколько толковых задумок кануло в никуда только потому, что их не смогли грамотно сформулировать!
Кому-то нужен совет, кому-то поддержка, кому-то просто круг общения. А есть люди, которым вообще ничего не интересно, кроме проявления собственного творчества.
Редактор, это не учитель и не мистик, владеющий правом на бесспорную истину, а лишь краткий указатель на чужом творческом пути. Он может предложить направление, схему движения, выбрать метод передвижения, но пройти дорогу за автора он просто не имеет права. Потому что именно в творчестве мы всегда по-настоящему глубоко одиноки. Конечно, если говорить об этом серьезно.
Елена Родина
Стихи и рисунки Елены Проскуряковой
***
Как ни понять, откуда ветерок,
Когда на город тянутся туманы
И южные неузнанные страны
Подходят на расхристанный порог?
Бормочут на далеких языках
Ракушечным дыханием неверным
То песенки прокуренной таверны,
То кастаньетный пристук в каблучках.
Так по брусчатке, юбочкой шурша,
Бежит девчонка с утренним уловом
И в этом мире злом и бестолковом
Лишь ей открыты суша и душа,
И хлюп волны, и чаек голытьба,
Пикирующих утренним парадом.
И берег прост, и ожиданья рядом
И на причале греется судьба.
Блуждающий сюжет
Заблудился Золушки сюжет,
Спрессовались тусклые года.
Я всё чаще отвечаю: – Нет!
Просто некому ответить: – Да!
Старый фартук, скалка и дуршлаг,
Скатерть зацепилась у стола.
В этой жизни было всё не так,
А другая так и не пришла.
На задворках овощных ларьков
Не водилось принцев отродясь.
Все балы за тридевять веков:
Не взлететь, не крикнуть, не попасть.
Бродит Осень в нашем городке,
Рассыпает золото утрат.
В липовых аллеях в холодке
Пожилые золушки сидят…
Кое-что о котах
Колыбельная
Стекает ночь по пирамидам крыш,
и я не сплю, и ты уже не спишь.
И прилунился кот на нашей крыше.
На волнах шиферных, как в кратерах темно.
Погасло раскаленное окно,
и фиолетовые умирают тени
в подножье приасфальтовых растений.
Движение луча неистребимо.
Луна спешит, луна проходит мимо.
И кот молчит, и смотрит ей во след
в прощальный свет.
Они друзья, как все коты и луны,
что в лепестках неведомых миров
гуляют вместе испокон веков.
Серебряная ночь течет по миру.
Взахлеб ныряет кот в приливную волну.
И кто сказал: ночь – время для волков?
Ночь для котов
всезнающих и вечных.
Прикосновение к иным мирам, где нет
ни древности, ни муторного завтра.
История – пустяк:
По нитям мира прошелся ткач
с безумным челноком,
и вот – ковер из паутины улиц,
проспектов сонных, звонких мостовых
и фонарей безликих и жеманных,
глумящихся над звездами в ночи.
Молчи.
Молчи, как кот, что видит мир людской,
но звезды нюхает сквозь выхлоп городской.
Здесь всё сплелось, и ночь тому виной.
Мир остывает под большой луной.
Невнятный мир и в нем невнятный стих,
ты дышишь в такт,
ты спишь...
и город стих.
***
Просты осенние стихи
Как грусть ясна и холодна
На перекрестии стихий
Висит поблекшая луна.
И неказистое такси
Из ниоткуда в никуда
По кольцевой всея Руси
Тебя продёрнет сквозь года.
Ты съедешь в куцый поворот
В короткий мир березняка
Где гулко сердце цапанет
Недоистлевшая строка.
Недообрезанная нить
Перрона старого скупей,
Где есть надежда соскочить
С оскомины последних дней.
По первопутку октября
Ложится золотистый снег
От фонаря до фонаря
Ночь тихо празднует успех.
И что там в этой суете,
Что робко просится на свет?
Воспоминания не те,
А новых нет…
Обратная связь