Впервые в рубрике «Литературная гостиная» мы публикуем произведение известного в Академгородке человека... под псевдонимом. Можем только намекнуть: это уважаемый ученый, сотрудник одного из институтов СО РАН.
В связи с ограниченностью места на газетной полосе новелла печатается в сокращении. На это было получено разрешение автора: «Резать по живому новеллу «Виктор Сергеевич» сам не могу, сердце кровоточит от вырванных кусков. Простите меня, старика. Поступайте как посчитаете нужным.»
Если автор захочет, он сам потом снимет с себя маску. А пока встречайте его под именем Валентин Шепель.
«Идущий за стадом да не протопчет своей тропы», – любил повторять эту известную фразу Виктор Сергеевич, заведующий лабораторией в нашем отделе, возглавляемом Валентином Васильевичем, который несколько раз пострадал в других НИИ из-за своей темы многопараметрических количественных оценок качества продукции. Страдания эти вызывались по сути объективными причинами: в монополизированной экономике, которой и была наша экономика в те времена, любое объективное исследование качества продукции ею производимой, тем более его количественная оценка, было нежелательным. Многие начальники в промышленности считали эти количественные оценки качества даже вредными. Отсюда и гонения. Однако наш Виктор Сергеевич отличался стойким характером. Можно сказать больше. Он был упрям в своем стремлении дойти, докопаться, дознаться до истины. А потом, по возможности, и другим объяснить эту истину. Вот этих самых объяснений и не любила власть, которая господствовала вокруг нас в середине семидесятых, о которых наш рассказ.
Виктор Сергеевич был человеком малорослым, лысоватым, с седыми, топорщащимися, как у папы Карло из известного фильма, волосами. При этой нелепой внешности он обладал весьма твердым характером, как уже упоминалось нами. Несмотря на свое техническое образование, Виктор Сергеевич был одержим идеей многопараметрических оценок в плановой экономике. Техническое образование ученый изрядно пополнил, прочитав, проработав с карандашом в руках почти сто тысяч статей, брошюр, монографий и сообщений, дотошно выискивая в них подтверждения или хотя бы простые упоминания проблем, которые волновали его уже почти десяток лет. Отличаясь большой дисциплинированностью, сумасшедшей производительностью в своем нелегком творческом труде, Виктор Сергеевич снискал уважение окружающих, умноженное сначала на легкую, а затем на все возрастающую неприязнь высокого начальства.
Начальство, как известно, не любит дотошных. Оно их боится из-за стремления этих дотошных докопаться до истины. Подчас истина эта и не нужна-то никому, просто мешает, путается под ногами начальников-выдвиженцев, а их в те годы было великое множество, как и самих НИИ. Вот созрел выдвиженец на пост директора, тут ему друзья-товарищи и организовали научно-исследовательский институт не важно чего, просто запланировали, не вникая в суть дела, а уж коль запланировали, то будьте добры выполняйте. Такие казусы часто встречались в те времена: на Руси всегда любили порадеть родному человечку. Радеть же за госсчет очень даже приятно. Порадел немного, и твой выдвиженец у тебя на крючке: и хоздоговорными деньжонками поделится, и на работу возьмет кого угодно. Да мало ли на свете существует взаимных благодарностей и услуг всяких. Вот и схвачено все в округе. Приятно, да и пользу приносит.
Отрабатывать эти взаимные уступки и обязательства должны были рядовые сотрудники НИИ. Отработают, им бы только работу взять. Ненормальные они, эти сотрудники НИИ, им бы не заработать, а наработаться вдоволь. Вот и пахали в день, да и ночь прихватывали, потому, наверное, что компьютерное время тогда было в дефиците. А они, наши герои, работали в НИИ, где занимались системным программированием.
Виктор Сергеевич занимал стол в самом углу комнаты. У него было все схвачено, правда, на собственном столе только, все продумано до мелочей. И вечно кипела вода в колбе, приспособленной для изготовления круто заваренного чая – обладатель рабочего места был добродушен, любил слушать людей (с чем бы они к нему ни приходили), не отрываясь от очередного печатного текста на экономическую тему.
Темой его диссертации была многопараметрическая оценка деятельности в социалистическом соревновании коллективов, чтобы уж не путаться с качеством продукции, оценку которого начальство плохо переносит, и на стене, позади его стола, красовался пририсованный им же самим шлейф крутого черного дыма, извергающегося из огромной трубы локомотива советской индустрии, устремленной путем соцсоревнования к победе мечты человечества – коммунизму, хотя бы в отдельно взятой стране.
Любили мы все тогда почудачить над официально вдалбливаемыми в наше сознание примитивными штампами развитого социализма, который был объявлен в нашей стране в те далекие теперь времена. Знать бы, чем закончатся эти чудачества, может быть, мы бы и прекратили тогда насмешки да и вдохнули бы в социализм живую, народную мудрость, которая в наших краях сводится к весьма простой истине: делу – время, а потехе час. Эта мудрость поди ж-то всем известна, да не всеми понимается.
Правда, автор вместе с Виктором Сергеевичем старались тогда честно работать, абсолютно уверенные в том, что власть все за них остальное сделает: и работой обеспечит, и жилье даром даст, и вылечит бесплатно и оздоровит в летний сезон бесплатно или за символические деньги. И ведь власть, хотя и застойная, как утверждает теперешнее телевидение, все это делала. Да не нравилось, видать, это нам совсем. Богатства хотелось. На Багамы непременно норовили отдыхать поехать. Квартирами бесплатными очень хотелось поторговать да потом смыться в известное минигосударство в библейских краях. Ну очень хотелось свободы да демократии. Специальные люди тогда завелись. Диссидентами себя называющие да защитниками прав человека, то бишь наших прав, как мы тогда полагали. Ан нет, не для нас они старались, как теперь выяснилось. Для себя, оказывается, старались. Народ для них представлялся быдлом бестолковым, готовым ради их прихоти да политических амбиций собственную жизнь разрушить. И разрушил ведь... Бессовестно все вышло, обман, да и только.
Вот такие мысли приходят автору в голову, стоит ему вспомнить те далекие теперь времена совместной работы его с Виктором Сергеевичем, научным упрямцем, пожелавшим докопаться до сути плановой экономики и постоянно наталкивающимся на штампы, ею же изобретенные, из-за которых налаженная жизнь отдельного человека не совсем устраивала его, этого отдельного человека, и хотелось ему эту жизнь изменить к лучшему. Ради этой лучшей жизни и работали все. Да не в наших руках были возможности изменить к лучшему нашу жизнь, как бы мы ни старались. А те, от кого зависели эти изменения, постепенно вырождались, напяливая на себя личину защитников не наших, а общечеловеческих ценностей. Им наши интересы и интересы нашего государства империалистическими казались. Им было удобней защищать интересы тех, кто за бугром. Красиво и ни к чему не обязывает, да еще за это премии Нобелевские дают. А свои люди? Так они перетопчутся, решили себе равенство и братство устраивать, когда кругом в мире равенство возможностей. А у нас равенства было полно, да возможности разбогатеть не было из-за этого. Равенство государством поддерживалось. Значит, надо было это государство сгубить, чтоб возможность появилась.
Охотников сгубить могучее государство изнутри его самого нашлось много. А остальные думали, что, как обычно, пошутят-пошутят да разойдутся по домам. Не разошлись, пока не вышвырнули общечеловеков на свалку истории, а с ними все наше равенство и братство, в том числе и государство наше. В общем, сущий термидор произошел, которого так боялся основоположник с усами. От боязни этого термидора усатый свирепым слыл. Народу погубил уйму. Где по делу, а в основном, из-за лютой боязни этого самого термидора. Но термидор этот живуч оказался, хотя и объявился почти через сорок лет после смерти последнего большевика с усами...
Но вернемся в те далекие времена, когда и люди были другими, и порядки иными, и проблемы совсем другого рода волновали дотошных ученых, коим слыл наш Виктор Сергеевич и которого мы оставили за его рабочим столом в углу комнаты за колбой крепкого чая и с самыми благородными мыслями о том, как бы количественно измерить качество продукции, в том числе и качество нашей тогдашней жизни.
Жизнь тогдашняя наша мало отличалась от жизни канареек в клетке: всем обеспечат, накормят, напоят, думайте, друзья-товарищи, если вы ученые, над тем, как еще лучше нам жить. Вот только дефицит то одного, то другого несколько портили каждодневное существование. Надо было эти дефициты срочно покрывать нужным товаром. Не запланировано его производство? Так на то есть наука об оптимальном планировании. Изучайте, да и вперед к оптимуму. Так и делали. Многое получалось. Но, видать, идеология тогдашняя выталкивала наверх людей со все меньшими способностями к управлению и все возрастающими амбициями за счет глупости самих управленцев.
Многим, в том числе и нашим героям, приходила кощунственная, как тогда казалось, мысль поженить наживу с планом, чтобы нажива вытолкала взашей плохих управленцев с рыночного поля, а план дал бы возможность не загубить достигнутое. Да, видать, в России одни радикалы постоянно сменяются на других, себе противоположных, и где истоки такого шараханья, так никто и не выяснил.
Как бы там ни было, наш Виктор Сергеевич в те времена не оставлял попыток измерить качество нашей жизни. Его расчеты показывали ухудшение экономической ситуации во второй половине семидесятых. Это беспокоило его настолько, что попытался он привлечь внимание всякого начальства, вплоть до власть предержащих к своим выводам. Однако мешали они, эти тревожные выводы, о все ухудшающихся тенденциях советской экономики этому самому начальству спокойно жить. И решили эти начальники прихлопнуть источник тревожных выводов и сообщений. А уж коль возьмутся начальники в наших краях за неугодных, так и изведут совсем. Так и случилось.
Объявили сокращение штатов да и подвели под него нашего Виктора Сергеевича. Иди в суд. А суд тот начальники страны для себя держали тогда. Что угодно да выгодно начальникам, то и присудят. А будешь бороться за свои права, так тебя их, этих прав, и лишат совсем. Так и лишили Виктора Сергеевича права на труд согласно его квалификации да ума светлого. Трудные годы начались для него с той самой поры. Нельзя было перешагнуть через правду свою, природная честность не позволяла. Сколько ни перепроверял да ни пересматривал свои расчеты Виктор Сергеевич, ан нет. Улучшения советская экономика не показывала. Спад шел все круче и круче. И все горше и горше становилось на душе Виктора Сергеевича, так как понимал он больше других, к чему приведет это падение.
В середине восьмидесятых началось, казалось, шевеление в правительстве. Объявили перестройку. Многие обманулись, поверив демагогам. Быстро с перестройкой было покончено правителями-космополитами. А экономика просто рухнула, рассыпалась на мелкие части под ударами прихватизаторов, тех самых начальников, которые не хотели видеть тревожные тенденции, зато с восторгом восприняли возможность получить задаром народное добро, и получили. Те же, кто вначале искренне пытался найти выход из создавшегося положения, были выброшены на улицу. У них, несмотря на ставшую во весь рост очевидность их правоты, не было ни желания, ни внутренних сил участвовать в окончательном крушении советской экономики, которую они искренне хотели уберечь, так же, как и Виктор Сергеевич, бросаясь на штыки, выставленные против них начальниками всех мастей и рангов.
А что же наш Валентин Васильевич, непосредственный руководитель Виктора Сергеевича, не вступился за него? Вступился бы, да снесло его самого чуть раньше падения Виктора Сергеевича. Валентин Васильевич перед дилеммой был поставлен – либо рушить своими силами созданный отдел и выбросить сотрудников и сотрудниц на улицу, либо самому выметаться из института. Он принял, как и всегда делал, первый удар на себя. Уже второй достался Виктору Сергеевичу. Да не менее сильный этот второй удар был. Не захотел Виктор Сергеевич после него возвращаться к экономическим исследованиям. Выбрал участь стороннего наблюдателя.
Годы и болезни брали свое. Хотя надо признать, не было в нем равнодушия, а был упрямый вызов судьбе, которой угодно было сделать талантливого ученого продавцом собственноручно изготавливаемых поделок в людных местах нашего ранее уж очень научного городка.
И если вам на улицах нашего городка когда-либо встречался обросший седой щетиной, щупленький, лысый, одетый в лохмотья старичок, напоминающий своей фигурой папу Карло из известного советского фильма, торгующий бывшими в употреблении железками, имейте в виду, что этот самый старичок изготовил в свое время ключ к пониманию советской экономики, мог вскрыть этим ключом, как он думал, излечимые экономические проблемы и был за это выброшен из жизни на обочину пыльной мостовой, исхоженной в свое время добротной обувью классиков советской науки...
Валентин Шепель
Обратная связь