6 июня в Малом зале Дома учёных прошла встреча с самой известной в стране и в мире семьёй путешественников из Новосибирска – семьёй Клочковых. Встречу устроил клуб «Горизонты».
Клочковы – единственная в мире семья, отважившаяся на кругосветку с детьми. В их активе целых два кругосветных плаванья, которые заняли в общей сложности восемь лет, пять из которых они вообще не появлялись дома. Их достижения вошли в Книгу рекордов России. Большая часть трассы проходила не в спокойных экваториальных водах, а в так называемых «ревущих сороковых», в том числе – мимо легендарного мыса Горн. Они совершили также географическое «закрытие» островов-призраков Тихого океана, описанных ещё Жюлем Верном. Впрочем, послушаем их самих.
В Новосибирске своего жилья у нас нет, мы живём у мам. Просто в 2013 году вместо того, чтобы купить себе в Новосибирске двушку, мы купили яхту на юге Испании, в городе Эстепона.
На самом деле, вся эта история с кругосветным плаванием у нас началась с не очень хорошего повода – болезни старшей дочери, из-за которой мы привыкли уезжать зимой из Новосибирска. Дело в том, что в полтора года Настя начала задыхаться у нас на руках. У неё быстро развивалась бронхиальная астма, к четырём годам ей светила инвалидность, и в её трёхлетнем возрасте мы ежегодно по полгода проводили в больницах. Это подвигло нас к тому, чтобы мы начали искать альтернативные пути, потому что традиционная медицина кроме гормонов ничего не могла предложить. Мы нашли метод волевой ликвидации глубокого дыхания Бутейко и с его помощью, а также с помощью изменения климата в путешествиях, ребёнка от бронхиальной астмы вылечили. Поэтому, когда Настя среди двухмесячного перехода говорит: «Господи, как меня всё достало!», мы ей отвечаем: «Как ты думаешь, почему мы здесь все мучаемся? Ведь это ты нас в море вывела!». Когда у неё в 4 года случился очередной приступ, вместо того, чтобы набрать телефон «скорой», Андрей взял нас в охапку и сказал: «Мы едем в Горный Алтай, прямо сейчас». Мы уже умели купировать приступ, и у нас была куча лекарств. Я говорю, дескать, а куда мы поедем, мы же там никого не знаем. Он отвечает: мы Надю знаем. Надя – это женщина, которая за 4 года до описываемых событий один раз сдавала нам на ночь комнату. Таким образом, мы поехали в Горный Алтай и прожили в незнакомой прежде семье два с половиной года, причём, жили с ними душа в душу. Затем построили рядом свой дом (Пряничный Домик). Приступы стали значительно реже, но стоило приехать в Новосибирск, всё повторялось.
Почти два года мы с Андреем работали вахтовым методом, у нас от работы до дома было 530 км. Андрей уезжал в ночь на понедельник, в ночь на четверг возвращался на Алтай. Мы с ним полчаса пили чай, в три часа ночи я садилась за руль и к 9 утра в четверг приезжала на работу, а в субботу к вечеру возвращалась в деревню. Воскресенье мы проводили семьёй. Такой весёлой жизнью мы прожили полтора года. У нас было много времени, чтобы вырастить себе удалённый доход, ведь когда ты понимаешь, что ребёнок не может жить в городе, а ты – бросить бизнес, поневоле выстраиваешь его так, чтобы он начал работать без тебя. На выстраивание удалённых доходов у нас ушло лет, наверное, восемь. У меня с партнёром было небольшое рекламное агентство, оно постепенно закрылось, а деятельность Андрея, его финансовая компания перешла в офисную складскую недвижимость, это сейчас стало нашим основным источником дохода.
Во всём виноват Жюль Верн
Однажды, отдыхая на тайском острове Ко Липе, мы обнаружили объявление, прибитое гвоздём к кокосовой пальме, на котором было написано: «Возьмём в экипаж яхты от 2 до 4 человек, еда и топливо вскладчину, плывём по Филиппинам, океанский маршрут около 200 тысяч миль». Мы с Андреем друг на друга уставились с вопросом: «А что, так можно было?» У нас не было и мысли, что на маленьких яхтах можно ходить куда-то дальше Обского моря, удаляться от берега на тысячи миль, а уж о кругосветке мы не задумывались в принципе. Казалось, что парусные суда ушли в прошлое. Мы посмеялись, что через 20 лет выйдем на пенсию, купим яхту и пойдём в кругосветку. Но это случилось раньше, ведь уже через пять лет мы переехали жить на свою яхту.
Почему яхта? Казалось бы, лечить ребёнка можно и без всего этого экстрима. Наша жизнь с Андреем не была связана с парусом. Мы пришли к яхтам, когда нам обоим было за 30.
На самом деле, жизнь всей нашей семьи изменил Жюль Верн. Мы оба с детства увлекались приключенческой литературой. Жюль Верн, «Дети капитана Гранта», был среди любимых книг. Оба мы, как выяснилось, представляли себя героями приключенческих романов. Остров, на котором спасся капитан Грант с двумя матросами, на картах обозначался как риф Мария-Тереза, или остров Табор. Это сеть островов-призраков Тихого океана, которые видели известные капитаны и нанесли их на карту. Они есть и на многих современных картах.
Когда мы пошли бороздить океаны, это был маршрут, близкий к традиционным, он идёт по «старой смоленской дороге», как я это называю. В океане нельзя ходить куда угодно, только по ветру. И мы шли по ветру, и вот, когда ещё мы находились где-то в районе Атлантики, я говорю: «Слушай, Андрюша, а теоретически мы можем прийти на остров Пасхи? Или на ту самую 37 параллель Жюля Верна?». Андрей сказал, что нет, на о. Пасхи мы прийти не можем, потому что путь от Экватора до о. Пасхи – это три недели рубилова против ветра. Кто ходил под парусами знает, что против ветра ходить – очень неприятное занятие. Начиная от качки и того, что тебя заливает, заканчивая тем, что ты летаешь от стены к стене вместе со сковородками, кастрюлями и прочими помидорами. Это тебя выматывает настолько, что ты мечтаешь уже только об «ол инклюзив».
Я хочу объяснить, почему мы своё более-менее традиционное на тот момент плаванье прервали и пошли на юг. Когда мы вышли из Панамского канала, у нас созрело решение, что на о. Пасхи мы всё-таки пойдем. Как оказалось, 30 яхт в год туда всё-таки заходят. И они приходят к острову либо со стороны Новой Зеландии, либо со стороны Экватора. Остров Пасхи лежит в отдалении от морских путей, и чтобы к нему приблизиться, нужно долго и упорно идти против ветра. Он представляет собой прямоугольный треугольник, у него нет ни одной защищённой бухты, а ветра там меняются часто, раз в три-четыре дня, и они там от 20 узлов. У тебя постоянно околоштормовые условия, от которых укрывает только остров. Когда меняется ветер, ты поднимаешь якорь, скачешь 20 миль против него, встаёшь на другую сторону острова, там какое-то время находишься, потом всё начинается снова. Волна идёт такая, что тебя укачивает на стоянке. Правда, Андрей относится к тем трём-пяти процентам людей, которых не укачивает никогда, ни в каких обстоятельствах.
В порту часто неприёмные дни, ты не можешь высадиться на берег. Но нам настолько хотелось посмотреть на таинственные статуи моаи, что мы рискнули и не пожалели.
Потом наша любознательность погнала нас на остров Питкерн, это удивительнейший остров, там живёт всего 50 человек, это самая маленькая демократия в мире. Эти 50 человек являются прямыми потомками бунтовщиков с «Баунти» (самый известный бунт в истории Британской империи). По этой истории было снято три художественных фильма.
Там мы прошли жесточайший тренинг, и если бы не Питкерн, мы бы были не готовы к Антарктиде. Прибой не располагает к тому, чтобы высаживаться на него. К острову подходит около 20 яхт в год, высаживаются около 10, среди которых были и мы. Причём, нам удалось выйти на землю семь раз. Два раза мы пытались утопить шлюпку, один раз она перевернулась, но не совсем, а второй раз около берега её накрыло прибойной волной, затопило напрочь. Двигатель пришлось менять, баунтийцы сделали нам приладу из бамбука вместо ручки, поскольку наша ручка от двигателя оторвалась. С этой палкой мы ещё и в Антарктику ходили.
И здесь мы так круто подросли мастерством, что были готовы пойти хоть куда. Но начинался сезон ураганов, который мы планировали переждать, гуляя под новозеландскими кедрами.
На Маркизских островах мы отравились рыбой. Есть такая болезнь сигуатера, которая возникает при употреблении в пищу некоторых видов рифовых рыб. Сигуатоксин вырабатывается кораллами, которые ест рыба. В тайских магазинах все прилавки завалены рифовыми рыбами-попугаями, их вроде бы все едят. Мы тоже поели. Но в одной и той же бухте может быть рыба, отравленная токсином, и чистая тоже. И никак этот токсин не определяется, только постфактум. Если ты начал умирать, можешь подумать, что, наверное, это оно самое. Это был единственный случай, когда дети, к счастью, не попробовали ни кусочка рыбы, только мы, родители, попробовали. Первые три дня думали, что сдохнем. Потом неделю – что лучше бы сдохли. Девчонки получили инициацию самостоятельности, съездили на соседнюю яхту за лекарствами, Настя научилась делать уколы. Связалась по спутниковой связи с нашими друзьями-швейцарцами, те сгоняли в госпиталь и узнали, что делать с людьми, которые рыбы объелись, выживут они в принципе или нет. Привезли нам какие-то лекарства и месяц мы лежали, приходили в себя. Этот месяц и определил нашу судьбу. Мы опоздали пройти потенциально опасные ураганные широты в безопасный сезон.
И тут Андрею пришла в голову мысль, что мы всё ещё можем пойти на 37 параллель. Посмотреть, существует или нет остров Марии-Терезы. Штилевая погода, нас потихоньку на юг сносит. Я спрашиваю Андрея – на какой долготе мы находимся? Андрей отвечает – 153 градус. Я открываю «Дети капитана Гранта»: «27 июня 1862 года трёхмачтовое судно «Британия» потерпело крушение под 153 градусом западной долготы». То есть 1200 миль строго на юг, и мы – на рифе Мария-Тереза. Мы повеселились на эту тему, потому что не собирались туда идти, и намеченная линия нашего путешествия была далека от этого пути как декабристы от народа…
Дело в том, что в том районе океана отмечено пять островов: Мария-Тереза, он же остров Табор, из-за которого вся интрига у Жюля Верна, Вачусетт, Юпитер, Эрнест-Легуве и Рангитики, все они называются рифы-призраки, но при этом были обозначены на нашей карте – карте Британского адмиралтейства 2014 года. Но фишка в том, что в конце прошлого века, примерно в 70-х годах, из Новой Зеландии была отправлена экспедиция по выяснению точных координат этих мест, ведь навигация развивается, координаты на картах уточняются. Группа учёных прибыла в этот квадрат и обнаружила, что никаких островов там нет. Там нет даже подъёма дна, как были глубины 3-5 км, так и остались. Но изменения в карты они почему-то не внесли. И на электронных картах эти острова есть. Решение пойти туда нам далось непросто, особенно Насте, Лада была ещё маленькой, ей было хорошо там, где родители. А Настя, услышав наше предложение, пришла в ужас, с глазами, полными слёз, закрылась в каюте. Но уже к утру смирилась. Особенно её обнадёжило наше «зато там будет не жарко».
Островов мы там в итоге конечно не нашли, даже делали отчёт в Русское географическое общество. Делали круговые снимки, исследовали характер волн и так далее. По всем координатам, известным на сегодняшний день, по Жюлю Верну, по старой карте и по новой мы прошли все места и убедились – там нет ничего. Это действительно острова-призраки. Одна из версий того, что могли видеть в то время моряки – когда-то было мощное подводное извержение вулкана, в океане плавало много кусков пемзы, плавали они длительное время, как большое мусорное пятно в Тихом океане, обросли водорослями и ракушками, какой-то жизнью. Поэтому в этом квадрате известные капитаны видели какой-то объект и наносили его на карту. А потом, возможно, мощным ураганом эти образования разметало. Это удивительное чувство, когда ты исполняешь свою детскую мечту, которая тебе казалась несбыточной, оказываешься в месте твоего детства, которое сформировало тебя, твое мировосприятие. Вся твоя параллельная вселенная проносится в этот миг перед глазами. И я рыдала. И второй раз я прослезилась, когда мы проходили мыс Горн (который существует, в отличие от Марии-Терезы).
Это неправда, что все географические открытия совершены. Мы можем совершить настоящее географическое открытие – открыть новые земли или, наоборот, доказать, что их не существует.
Во время 60-дневного перехода мы подумывали, а не зайти ли нам в Антарктиду. Правда, от таких идей волосы вставали дыбом. Когда мы прибыли в Ушуайа – самый южный город мира, оказалось, что оттуда спокойно ходят туристические суда до Антарктиды. Находясь в Новосибирске, в дояхтенной жизни, я смотрела на наших друзей, побывавших в таком круизе, как на героев. И это отсюда, из Новосибирска, не укладывается в голове. Хотя, когда ты оказываешься в Чили, то видишь: вот они круизные маршруты, приезжают туристы, садятся на корабль, идут по этому маршруту, и это не является для них подвигом. Обыденность. Правда, на яхтах и с детьми туда не ходят, особенно в рамках кругосветки. Когда мы там оказались, встретили двух легендарных капитанов. Один был знаменитый Николай Литау, он был первым, кто на парусной яхте прошёл Севморпуть. У него несколько рекордов Гиннеса. И второй – Даниил Гаврилов. Он стал капитаном в 25 лет, такой же был и средний возраст команды, на яхте «Петр Первый» они обошли Северный Ледовитый океан по периметру за одну навигацию, впервые в мировой истории. Когда они услышали нашу историю и желание сходить в Антарктиду, особых эмоций не выразили, в обморок не упали. Когда люди, имеющие такой опыт, от твоей идеи не падают в обморок, это придаёт уверенности. У нас было очень мало времени до конца сезона.
Мы пришли на остров Кинг Джордж, по-русски Ватерлоо, там 10 полярных станций, одна из них российская – Беллинсгаузен. На этой станции мы простояли около 5 дней. Познакомились с пингвинами, побывали в Домике выживальщика. Если ты терпишь бедствие в Антарктике, твоя задача добраться до островка, там ты сможешь зазимовать, в Домике есть всё самое необходимое. Задача была дойти до Южного полярного круга, но в прекрасном проливе Лемера мы упёрлись в плавучие льды. И поскольку мы выбрали консервативную тактику плаванья, будучи с детьми, мы развернулись, не дошли до станции Вернадского всего 12 миль, а до Южного полярного круга – меньше градуса. А на станции нас ждали, даже баню натопили.
Мы вышли в один мир, а оказались в другом. Что-то там веяло со словом «коронавирус», мы думали – ну, очередной свиной грипп, каждый сезон такое бывает. Но ошибались. В Австралию мы пришли через 53 дня нон-стопа и успели попасть туда за полтора дня до закрытия границ, которые только сейчас начали приоткрывать. Через неделю после выхода, когда мы переходили Индийский океан, у нас залило водой машинное отделение. Отказала помпа, вторая оказалась отключённой, машинное отделение залила вода. Всё откачали, но электрику залила вода, двигатель не запускался, всю дорогу преследовали поломки, связанные с отказом электрооборудования. И практически весь Индийский океан мы прошли как парусники в давние времена – без двигателя, только корпус, паруса, верёвки. И физическая сила команды. За неделю до прихода в Австралию получилось запустить двигатель. Пришли туда «на честном слове и на одном крыле». Только дошли и — она закрылась на ковид. Это не самая дешёвая страна, мы хотели постоять там две недели, а потом двигать в сторону Тихого океана. Ещё домой слетать хотелось. А поскольку случилась пандемия, нам пришлось стоять в одном порту год, за это время мы нарезали много километров по западной Австралии. Это был самый большой штат, и он сразу почти захлопнулся от всех остальных, и у нас там была суперизоляция. Австралия поступает так: один положительный случай ковида, и город закрывается на локдаун. Но так они победили эпидемию. Внутри штата мы наездили много километров среди собак динго, по пустыне. Когда стало возможно покинуть Австралию, мы выписались на выход. Причём, восточный берег нам посетить так и не удалось. Единственной открытой страной на тот момент была Панама, и мы получили разрешение на выход туда. Но только перед этим нам надо было пересечь два раза Экватор, чтобы кругосветка считалась завершённой по всем правилам.
Переход до острова Суворова у нас занял 85 дней, и в этот момент вышел из строя основной опреснитель. Наличие пресной воды стало под вопросом. На Суворове залили полные баки, когда пересекли Экватор, кончились дожди и мы сделали остановку около острова Рождества. Мы попросили аварийную остановку, а они ответили: знаете, у нас ковид, ищите другую страну. При этом мы с ними заранее списались, нам сказали позывные, куда заходить, где встать. А когда прибыли, власти ответили отказом. При этом единственная открытая страна – Панама, до которой два месяца пути. Встать на якорь нельзя, даже без выхода на берег. Андрей сказал, да чего там, встанем и всё. К нам приехали власти, они знали, что у нас 70 дней изоляции, при желании это всё можно доказать. Тогда меня поразило, что два года идёт пандемия, и люди не придумали, как безопасно передать на яхту несколько канистр воды. Отказались, даже за деньги. Мы, конечно, встали, простояли несколько часов, подлатались, как могли. И всё это время с нами вели переговоры, не с целью помочь, а с целью избавиться от нас как можно быстрее.
Мы могли бы, конечно, побороться за воду, сказать, что мы тут умрём на их глазах, но не сдвинемся с места. Но воды у нас был запас на две недели, если впритык расходовать, мы могли ещё ужаться и не мыться (на мытьё уходит полторашка в день на человека). И есть ручной аварийный опреснитель. Это очень непросто, вся команда судовая должна сидеть и накачивать с его помощью три-пять литров в час. Если ты начинаешь умирать от жажды, этот вариант используется, тут тыл прикрыт. Но мы, к счастью, быстро дошли до дождей, которые пролились на нас около 10 градуса Южной широты. Бегали за тучками, вода с парусов стекала. Под дождём мы даже мылись. До Таити нам этой воды хватило.
И наш случай не единственный. Тихий океан до сих пор закрыт на ковид, сейчас только начал приоткрываться. Но когда мы стартовали с Таити 28 февраля нынешнего года, всё ещё было закрыто. На Таити мы пришли уже не сообщая властям, иначе нас бы тоже не приняли. Три месяца мы там стояли нелегалами, даже в блоге не писали, где мы.
Самая страшная история была не впрямую с нами связана, косвенно. У нас Лада – профессиональная внучка, она в каждом порту находит себе бабушку из яхтенного сообщества. Они с ней тусуются, вышивают, собирают ягоду и так далее. И вот, около мыса Горн она нашла себе французскую бабушку по имени Софи. Они с мужем были люди с колоссальным морским опытом, из тех, кто первыми стал возить туристов на Горн. Муж ее уже умер, а она была бода и весела, изумительная старушка. Она нам подарила мёда со своей пасеки в Уругвае, а на зиму собиралась туда ехать. И они с командой опытных яхцменов, которые 40 лет в этих широтах, собирались пойти на Фолклендские острова и потом дальше, к Уругваю. На этом мы и расстались и ушли в Антарктику. И позже наша подруга, хозяйка яхтклуба в самом южном городе мира, поделилась с нами новостями. Опытная команда бойцов со стажем шли к Фолклендским островам, капитан был за штурвалом, пристегнут, но без жилета. И вот, одна пожилая леди вышла в какой-то момент вытряхнуть картофельные очистки на палубу. И надо ж так случится, в этот момент накатила аномальная волна. Капитана и эту женщину смыло за борт. Ее не нашли, а капитан поскольку был пристегнут и стропа его затягивала вниз, дал знак отрезать ее. В итоге, его тоже не нашли. Я охала-ахала, сопереживая, диалог шел по-английски, я как раз переставляла банки, смотрю - мед от Софи, думаю, как они там, надо ей написать. И в процессе разговора понимаю, что погибшая – и есть наша Софи. Эту Ладину бабушку смыло волной. После этого случая мы всегда пристегиваемся, особенно в тех широтах.
Еще нас хотели съесть акулы на Экваторе, на Галапагосских островах. Но мы не дались. Нам надо было очистить днище лодки. Мы с Андрюшей радостно взялись за дело и в какой-то момент я вижу акулу. Она стоит в двух метрах, на нас посматривает. Я говорю, мол, Андрей, смотри, акула. И уже время ланча, выходи. Мы пообедали, я говорю, ты первый спускайся, на разведку, скажешь, что и как. Он спустился – нет акулы. Я спускаюсь, начинаю чистить, а лодка обросшая, легко можно сбить пальцы в кровь. В какой-то момент кожа содрана, сочиться кровь. Акула появляется снова и стоит уже между лестницей и нами. Мама рассказывала в детстве историю про полярного летчика, который, увидя медведя, с места вскочил на крыло. Так вот, это правда. У нас высота борта – полтора метра, с перилами – почти два. Я взмахнула грациозно ластами (этот трюк мне не удавалось больше повторить), взмыла и повисла на леерах. Смотрите, кричу, девчонки, мать ваша – акробатка. Они вышли, посмеялись. Через некоторое время Андрей выныривает и говорит, что там уже две акулы, но надо чуть-чуть дочистить. Он у нас не из боязливых. Снова выныривает, говорит, что их уже три. И снова туда. Девчонки переживают, как там папа. Ну жив, говорю, если кровью не расплывается. Он выныривает со словами «четыре».
Тут я уже не выдержала, говорю, что у нас всего один муж и папа, выходи и точка. Он вышел и пока мы с Настей готовили, Лада считала акул - семь, девять, двенадцать. Одна видимо сходила на разведку, сказала, девчонки, там много вкусного и вся бригада приплыла. И еще какое-то время следовали за нами, ожидая, может перепадет что-то.
В каждое место, куда мы приходим, мы заранее пишем в русскоязычные сообщества о том, что мы такие-то, давайте общаться. И люди откликаются. В Австралии мы прожили почти год, у нас появились друзья. У Лады сейчас там живет ее русскоязычная лучшая подружка. У нас там было много занятий – кружки, секции. Друзья есть по всему свету и нас везде теперь ждут.
Море не пахнет, пахнет жилье. Когда приближаешься к берегу, появляются запахи. За день до прихода к суше запахи начинают ощущаться. Самые вкусные – около земли.
Андрюшина мама нас поддержала, несмотря на то, что он – единственный сын, а ей 85 лет. И поддерживает нас всю дорогу. Моя мама отнеслась к нашей затее отрицательно. Дело в том, мой отец погиб в Гималаях, при восхождении на К2, поэтому отпустить дочь с внучками в опасное путешествие ей было сложно. И первые три года она даже наши посты не читала, где мы рассказывали о приключениях, такое у нее было отторжение. Но потом поняла, что с подводной лодки никуда не деться, и смирилась.
Мы поняли, что мир открыт и дружелюбен, если ты к нему идешь – в любую страну, в любое общество – с добром, тебе в ответ оно тоже отвечает добром. Базовые ценности – любовь, принятие, поддержка в любом обществе нужны и важны. Даже если ты не знаешь языка, люди прекрасно чувствуют, что ты им несешь. И второе – несмотря на то, что мир, с одной стороны, очень большой, он очень маленький. У яхты скорость – сто миль в сутки. И со скоростью бегуна ты можешь обойти землю за полгода, в режиме нон-стоп. И еще, наше путешествие, особенно южная его часть, говорит нам о том, что все возможно. Если ты действительно чего-то очень хочешь, нужно сделать первый шаг. После него многие сдаются, он бывает не тот, как ты себе его представлял. Но главное – не сдаваться.
Записала рассказ Елизавета Владова
Обратная связь