Режим антиковидных мер отменил этим летом множество запланированных мероприятий и, соответственно, лишил читателей «Бумеранга» целого ряда интересных и разнообразных новостей.
Но мы не привыкли унывать и переводим негатив в позитив: у нас с вами появилось больше времени, например, для знакомства с новыми художественными произведениями. И потому сиротливо опустевшие газетные площади c чистой совестью вне очереди предоставляем пусть и не маститым, но зато нашим, местным, родным авторам.
Татьяна ЛЮБИМОВА окончила ФЕН НГУ, работала в институтах СО РАН. Кандидат биологических наук. Живет в Академгородке. Пишет прозу много лет, недавно решилась обнародовать свои произведения. Сегодня мы представляем вашему вниманию один из ее рассказов.
Как я училась писать рассказы
Как-то однажды захотела я поучиться писать рассказы. Писать так, чтобы было кратко, со смыслом и простыми словами.
А кто учитель, кто Мастер? А вот – Антон Павлович Чехов! – Двенадцать томов на полке.
Как учиться? Придумала такой способ.
Открыть в последнем томе «Указатель произведений». Выбрать название рассказа, содержание которого не помню. По названию сочинить свой сюжет и написать по нему рассказ. Затем прочитать рассказ Антона Павловича Чехова. Сравнить. Обдумать. Принять к сведению.
В моём воображении способ кажется хорошим. Но надо бы проверить.
Приступаю к делу.
Открываю «Указатель...», выбираю название – «Неосторожность». О чём рассказ, не помню. Начинаю обдумывать свой. Но почему-то в голову ничто человеческое не лезет. В голове мысли о насекомых: об умном шмеле Жоре, его смерти и о глупой осе Соне.
Вопрос. Стоит ли писать о насекомых? Достойны ли они рассказов? Может быть, получится глупость.
Но ведь и великие писали о насекомых! Например, Эзоп писал о блохе – басня «Человек и блоха». Или Иван Андреевич Крылов – «Стрекоза и Муравей». Сергей Михалков тоже писал – басня «Пчела и Муха».
Эти мысли меня успокаивают, и я продолжаю работу. Так появляется фантастический рассказ из жизни насекомых.
Вот он.
Оса Соня полюбила шмеля Жору. Скандал в мире насекомых! Соня полюбила страстно, мучительно, безрассудно. Конечно, Жора – красавец: мохнатенький, полосатенький, яркий, очень крупный шмель. К тому же шпоры на ногах и дивные длинные усы.
Но! Оса и шмель! Разные виды. Потом любовь. Что это? Насекомые знают: пришло время размножения – значит надо оставлять потомство. Но оса и шмель – никакого потомства не будет.
А Соня как будто обезумела, заладила одно: «Люблю! Люблю!» Не выдержала и призналась Жоре.
Разумный Жора ответил: «Ну и люби себе на здоровье. Мне-то что? Охота любить – люби. А сейчас оставь меня в покое. У меня дела. Твоя любовь – глупость и блажь».
– Но Жора! Я жить без тебя не могу!
– Помирай!
– Какой ты жестокий!
– Соня, опомнись. Сообрази: потомства у нас не может быть! Эта любовь – дурь в твоей голове.
– Жора! Не будь таким скучным! Не надо мне потомства!
– А что надо? Чего ты хочешь? Не понимаю.
– Я хочу целоваться с тобой!
– Это ещё что такое?
– Какой же ты ненаблюдательный! Посмотри на людей. Идут себе, идут двое рядом по улице. Вдруг хлоп! остановились посреди дороги и прижались носами, целуются, никого и ничего не видят, все их обходят. Можно близко подлететь и всё рассмотреть, а они и не заметят.
Жора удивлён:
– Никак не думал, что люди занимаются такой чепухой. А кажутся умными, что-то о себе воображают.
– А еще, – продолжает Соня, – когда я летала вокруг, то слышала, что им нравятся усы. Кстати, и мне усы нравятся.
Тут Жора воскликнул в изумлении:
– Как? Разве у людей есть усы?
– Жора! Ну не такие же, как у шмелей! (Соня вытянула и развела в стороны лапки, изображая усы шмелей).
– Усы у людей есть, но не у всех. И потом, усы людей – это что-то жалкое, ворсистое под носом.
– Не понимаю. Нам, шмелям, усы нужны для дела. Но зачем усы людям? Тем более жалкие, ворсистые.
– Людям усы нужны, – объясняет Соня, – исключительно для целований. И другой пользы в них нет.
– Какие бездельники! Им бы нашу, шмелиную, жизнь! Но мне, Соня, всё-таки заниматься этой глупостью неохота. Не дури!
– Жора! От тебя ничего не требуется. Ничего сложного. Сядем на ветке, прижмемся носами. И всё! Ты такой мохнатый, у тебя такие усищи! Только один разик! Умоляю! Один разик!
– Ну ладно. Уговорила. Только разик. Посмотрим, как там у людей. Даже интересно.
Сели. Жора благоразумно предупредил Соню:
– Смотри не увлекайся. У тебя жало. Ещё в порыве вонзишь в меня. Вы, осы, опасные существа.
– Не волнуйся! Буду контролировать.
Другие осы из гнезда тоже заинтересовались новинкой и уселись в отдалении поглазеть на процесс.
Соня обняла Жору, прижалась, закрыла глаза и... всё на свете забыла. Особенно её взволновали усы.
Жора попытался её отодвинуть, ведь прижиматься они не договаривались. Но не тут-то было. Почувствовав сопротивление, Соня напряглась, и тогда, помимо её воли, сработал инстинкт: она вонзила жало в беднягу. Жора зажужжал, захотел вырваться. Соня вонзила в него челюсти.
Можно ли её винить? Она была в беспамятство, и притом с закрытыми глазами.
Но это не конец. Зрители, наблюдавшие процесс, учуяв запах яда, тоже инстинктивно присоединились к атаке. И красивый, большой, мохнатый-полосатый Жора рухнул, поверженный, наземь.
Обнаружив пустоту в лапках, Соня открыла глаза. А где же Жора?
О! Какая ужасная неосторожность! Произошло непоправимое!
Осиный рой разлетелся. Соня в горе спустилась к телу любимого. Что делать?
Постояв, она отломила один усик, закопала Жору, a усик водрузила над могилкой вместо памятника.
Посмотрела Соня на холмик, упала на землю, горько заплакала:
– Эх! Соня, Соня! Оса я неразумная! Такого шмеля сгубила! Когда поумнею?
Конец.
Итак, рассказ написан. Перечитала. Решила усилить название. Поскольку мой рассказ получился со смертельным исходом, пусть он называется «Ужасная неосторожность».
А что написал Антон Павлович? Нашла его рассказ «Неосторожность». Прочитала. Задумалась. И что же? Могу, подобно Соне, воскликнуть: «Эх! Таня, Таня, когда поумнеешь?»
И всё-таки важно мнение самого писателя. Вопросительно смотрю на портрет. Что скажет? Справедливый Антон Павлович молчит. Не хочет огорчать. Его оценка мне и без слов понятна: «Чушь полнейшая». Грустно.
Зато баснописец Иван Андреевич Крылов меня великодушно утешает: «Не печалься. Пиши. Научишься!» Я ему верю. И пишу.
Святослав ОДАРЕНКО: «Родился в новосибирском Академгородке в 1972 г. Окончил гумфак НГУ. Работаю в медиа, специализируясь на визуализации. Стихи начал писать, как обычно, еще подростком. Сознательным поэтическим творчеством занимаюсь с начала 1990-х годов, мысля себя в продолжении традиций авангардной и метафизической поэзии, с обращением к примитивному, наивному и поп-искусству.»
* * *
Я нахожу свою любимую песню
в том чтобы делиться одним неделимым
непостоянным словно луч на стене — моё каждое утро
рождённым из сердцевины порядка
за перепонкой хрусткого марта
ведь что может быть прекрасней чем ноты —
чёрные мёртвые точки
на решётке периодов и повторений
Холодные мраморные скарабеи
распускают крылья в сиянии тёплого света
из зелёных глаз птицеголового бога —
перешуршать рокот стройным треском закрылков
отправляясь по этим лукавым волнам
откуда уже не виден тысячелетний блеск —
солёный блеск заслоняющий солнце
разделить не касаясь земли
заново древний наплыв о разрывающем счастье
быть потерянным-найденным
этими странными дням-ночами
словно можжевеловой ветке
в звенящих страницах
книги своих заклинаний.
* * *
Нет ни осадочка только горчица
нет надувного ужаса
нет заусеницы и матерчатой куколки
нет глиняной чашки
...и у волчка не боли
петелька есть и пружинка
полочка есть — поставить полный набор
для перочинного ножика есть карман капитана
есть запасники свечки покой и ходики
есть правда-неправда
...и у волчка не боли
ещё есть большущий орех и тяжёлый
такой как ты знаешь именно тот
на нем ещё не успел толком вырасти мох
что делать с неуклюжим неровным орехом
который выглядит как ненужная вещь
но расположен прямо внутри живота? —
уключиной под весло основательности
...и у волчка не боли
Обратная связь