Должно быть, обезумевший портной
Скроил меня потомству в назиданье,
Чтоб грубое моё существованье
С тех пор отягощало шар земной.
Лев Горнунг, 1923 г.
Лёвушка Горнунг, подрастая в семье небезуспешного коммерсанта, химика по образованию, с детства был окружен книгами. Отец его, не чуждый литературных интересов, состоял членом Московского купеческого собрания, где была огромная библиотека. Но счастливое, беззаботное детство Лёвы закончилось в 1917 году. И не по причине революционных событий, это само по себе на многих сказалось, а по причине ухода из семьи отца, переставшего поддерживать жену и шестерых детей. В четырнадцать лет старшие братья, Борис и Лёва, должны были сами добывать себе пропитание. И если старший брат – Борис – был больше сосредоточен на личностном росте, сумел в такой обстановке закончить университет, занялся наукой, то Лёвушка был более открыт душою для людей. «Уникальный дар человечности, который люди чувствовали и к которому прибегали» – пишет исследователь творческого наследия Льва Владимировича Горнунга Татьяна Нешумова, взявшая на себя гигантский труд по сбору материалов и дневников из наследия Горнунга. Он прожил длинную жизнь. Родившись в 1902 году, он видел революцию, в 18 лет, после гибели Николая Гумилёва, (своего любимого поэта) начал собирать о нём материалы, служил в Красной Армии, принимал участие в обороне Москвы, переболел туберкулёзом, проведя зиму в окопах под Москвой. Из-за прогрессирующей болезни глаз совершенно ослеп к 1960 году. И тем не менее до конца жизни, до 1993 года, Лев Владимирович продолжал работать над своими мемуарами. Ему было чем поделиться с потомками, ведь бережно собираемые материалы о Гумилёве подарили ему долгую дружбу с Анной Андреевной Ахматовой. Увлечение фотографией, особенно его знаменитая серия «У зеркала», дало нам возможность увидеть многих поэтов так, как никто до этого. Дочь Арсения Тарковского и сестра Андрея – Марина Тарковская – в своей книге мемуаров «Тарковские: Осколки зеркала», написала: «Таинственная суть зеркала впервые обнаружилась, когда друг наших родителей, Лев Горнунг, принес отпечатки сделанных возле него снимков – папа в кожаном пальто и папа с маленьким Андреем на коленях. Позже Лев снял у зеркала уже повзрослевшего, шестнадцатилетнего Андрея. Покрытое амальгамой стекло повторяло облик позирующих, но это повторение не было их точной копией. В нем угадывалось что-то иное… Этому зеркалу суждено было стать первым и главным Зеркалом в судьбе Андрея, прообразом всех зеркал в его жизни и в его фильмах. Оно было покрыто в старину настоящей серебряной амальгамой, поэтому отражение в нем смягчено и чуть загадочно».
Список тех, с кем общался Горнунг, и не просто встречался, а принимал активное участие в их жизни – это Красная книга культуры России от начала ХХ века. Его уникальная память, детальная точность возвращают нам подробности жизни расстрелянного философа Густава Шпета, Мандельштама в начале 30-х годов, поэтессы Софьи Парнок, Волошина, вернувшегося в Москву в 1924 году. Настоящая устная энциклопедия, человек, который знал, кто есть кто в среде русской интеллигенции. К тому же, кроме того что обладал энциклопедической памятью, Лев Горнунг был воплощением «всемирной отзывчивости», мало задумываясь о том, сколько он сделал для своих друзей и для друзей друзей: он нарисовал нам эпическую картину своих «малых дел», читаем мы в предисловии к книге у Татьяны Нешумовой. Надписывая для Горнунга книгу своих переводов Эмили Дикинсон, переводчица Вера Маркова оставляет такую запись: «Одному из самых удивительных людей, с какими довелось встретиться». Не всё доверяя бумаге, люди того поколения умели в полуслове, полунамеке сказать очень многое. Тем интереснее читать, погружаясь в нашу непростую историю, дневниковые записи, письма, и стихи человека, рассказывающие «о невыразимом, тайном движении внутренней жизни».
Обратная связь