Сегодня в преддверии 23 февраля в гостях у «Бумеранга» гвардии старший лейтенант, комбат, участник СВО, ветеран боевых действий, участник событий на Донбассе с мая 2014 года Александр Илютенко, позывной «Палестинец».
– Александр, вы же, насколько я знаю, наш, во всяком случае, имели отношение к НГУ, к ГГФ, жили в свое время в «девятке». Расскажите об этом периоде своей жизни немного.
– Да, я поступал после школы на ГГФ, проходной балл набрал, но поскольку был большой конкурс, меня туда не взяли. И я прошел на геодезию в НИИГАиК (сейчас СГУГиТ), но остался жить в «девятке» и оттуда ездил в город на учебу. Отучился год и ситуация в стране сильно поменялась – это был 1991 год. Отец без работы остался, мать в декретном с младшим братом сидела, помогать студенту не могли. Да и надо было мне идти в армию, вот и пошел. К тому же учеба в НИИГАиКе меня не захватила. Служил я на Дальнем Востоке. Вернулся оттуда зимой 1993 года, в декабре. Но на гражданке пробыл недолго, подписал контракт с 13-й группой спецназначения «Рысь», до этого был 9-й сводный отряд спецназа «Рысь», на текущий момент это отряд «Ермак». И с тех пор огромная часть моей жизни связана с участием в боевых действиях. Из последнего – это разведывательно-штурмовой отряд «Барс-31», которым я руководил, по штату – батальон. Поэтому я – комбат.
– Знаю ребят, которые думали после армии пойти по контракту, но Академгородок, студенческая вольница в итоге перевесили. Хотя они потом жалели. А вы сделали другой выбор…
– Да, дело в том, что я родился в семье преподавателя истории и НВП. Жили мы в Чулыме, через два дома от школы. Батя вместо того, чтобы вести меня в детский садик, который был у черта на рогах, забирал к себе в школу. Пока он вел уроки, я сидел у него в кондейке, длинной, как вагон, он мне насыпал горочку патронов для пневматики, вешал в дальний угол мишень, чтоб я не скучал, и я тренировался. Стрелять научился раньше, чем читать или писать, а с таким настрелом обгонял старшеклассников. Когда научился читать, изучил учебник преподавателя по НВП. Занимался рукопашным боем, ориентированием в лесу. В общем, с юных лет я хотел попасть в армию, в спецназ, на войну и к этому готовился. Все было предопределено. Поэтому для меня служба изначально была не в тягость.
– Насколько я понимаю, когда вы здесь, на гражданке, вы занимаете руководящие должности, как правило, менеджера высшего звена, и там тоже – командные. Все-таки мирная жизнь – это одно, армия – другое. Как это получается совмещать в себе?
– Управление – что там, что здесь, ничего не меняется. Три кита управления – организация, планирование и контроль, они были, есть и будут. Сейчас еще мотивацию добавляют. По поводу дисциплины – чем производственная дисциплина должна отличаться от военной? Сбой на предприятии также ведет к серьезным проблемам, пусть не таким значительным, как в бою.
– Получается, что все в принципе плюс-минус одинаково?
– В общем да, единственное, что инструменты и задачи разные. А в принципе, это все условно можно сравнить с управлением машиной. Есть машина обычная, легковая, есть грузовая, на которой больше кнопок, рычагов управления, инструментов, а еще – специальная, вроде БМП. И если ты умеешь управлять, справишься с любой из них. Насколько я как управленец эффективен, говорят результаты – все задачи были выполнены, батальон на хорошем счету у командования, единственные невозвратные потери за все время – три человека погибшими, при том что я в это время был на совещании за 200 км и за меня оставался начальник штаба. Но ответственности с себя не снимаю.
– А как оттуда возвращаться в мирную жизнь, тяжко или нормально адаптируетесь?
– Здесь привычка нужна, понимание всех физиологических процессов. Когда я вернулся первый раз оттуда, могу честно признаться, пил два месяца. Я не мог совладать с тем адреналиновым штормом, который бушевал во мне. Крыша ехала. В какой-то момент я понял, что сейчас просто угроблю себя, свое будущее. И это помогло остановиться.
Уже физиологически определено, что, если ты находишься на боевых больше трех месяцев, надпочечники начинают постоянно вырабатывать адреналин, в боевых дозах. В бою ли ты или просто на передке, даже если в тылу, но в зоне поражения, тело все равно будет готово к любым боевым действиям. После окончания боевых, при возвращении домой, надпочечники также вырабатывают адреналин и в тот момент начинается адреналиновый шторм, как я это называю. И любая агрессия получает несопоставимый ответ, сами посудите – грань «не убий» стерта… Поэтому первые 40 дней после возвращения нельзя пить. Надо находиться в тихом, спокойном месте, заниматься чем-то умиротворяющим. Лес, природа, речка, вода. Семья очень помогает. И в этот момент идет тихая посадка и возвращение в нормальную жизнь. Хотя выплески могут появляться, и в случае реальной угрозы жизни и здоровью тело все мгновенно вспоминает.
– Наверное, нужны специальные психологические службы, чтобы после возвращения с боевых действий помогать адаптировать к мирной жизни. Может, они уже существуют, но я не слышала просто?
– Тут целую систему надо создавать. Кому-то это надо, кому-то – нет, кто-то сам справляется. Наверное, для первоходов, тех, кто впервые попал, в 99 процентов случаев желательно хотя бы объяснять, что такое этот адреналиновый шторм и как с этим справляться, что с тобой будет происходить, когда ты вернешься на гражданку.
Есть фильм «Повелитель бури», там в начале идет эпиграф знаменитого журналиста, лауреата Пулитцеровской премии, Криса Хеджеса, приведу по памяти: «Упоение сражением часто превращается в неизлечимую зависимость, потому что война – это наркотик».
– Да, и ведь все туда возвращаются. Знаю случаи, когда у человека нога изуродована или его вообще по частям собирали, тем не менее чуть-чуть придет в себя – и снова там.
– Крис Хеджес свою деятельность посвятил изучению военных конфликтов и состояний психики, когда находишься в самом бою и после боя, на гражданке. И, в том числе, зависимости от войны. Да и фильм «Повелитель бури» именно о том же – о зависимости от войны, кто не понял, рекомендую посмотреть его еще раз, лично я его пару раз в год пересматриваю. Это как наркотик, действительно туда тянет.
Помню первую свою командировку в горячую точку. Я сидел со своим выпившим командиром, молодой был, а он прошел все войны Союза, в которых страна участвовала за последние 15 лет своего существования. И в какой-то момент он сказал: «Ну, Малой (у меня тогда позывной «Малой» был), посмотрим, из какого теста ты сделан. Либо тебя на войну после первой командировки не затянешь, либо всю жизнь тянуть будет». Оказалось, второе. И вот уже который десяток лет я говорю эти слова своего командира подчиненным. Потому что есть жизнь до войны и есть – после. Это тот рубеж, барьер, граница, которая делит твою жизнь на две части. Причем военная – самая значительная, важнее первой любви, начала семейной жизни, рождения первенца и так далее.
– Там все по-другому, на войне. Там черное и белое. Без полутонов. Там – враг, здесь – свои. Все намного проще. Там нет места мелочности, люди сразу проявляются, буквально за две недели уже понятно, что человек из себя представляет. И ценность каждого часа жизни намного выше. И когда какой-то чепушила здесь начинает ныть, что у него денег не хватает на новую машину или новый айфон, смотришь на него и думаешь: – Господи, откуда ты такое… Нет, есть нормальные люди и на гражданке, которые не воевали, но адекватные, с характером. Но когда видишь такие проявления, в ступор впадаешь: там же мужского ничего нету…
– Давайте тогда поговорим о Донбассе, об СВО, куда вы, насколько я поняла, отправились из патриотических убеждений. Какой сегодня состав воюющих на Донбассе, кто там сейчас воюет?
– Основное – это кадровые части, ЧВКашники и добровольцы. ЧВКашники не сильно отличаются от добровольцев. ЧВК – «Вагнер», «Редут», «Ливадия» и так далее, добровольцы – «БАРСы». Плюс мобилизованные. Причем люди могут быть из любых слоев общества, от работяги до бизнесмена. Кстати, там много таксистов, потому что таксовать – это тоже определенный адреналин, за рулем люди меняются. Но интересно другое. Мотивация. Это я говорю про первоходов, тех, кто впервые идет туда воевать. Процентов 40 из них – реально добровольцы, которые осознали, что надо помочь Родине, сделали осознанный выбор борьбы со злом. Добровольцы – это самая мотивированная часть, самая надежная и боеспособная. Дальше, процентов 30, те, у кого начались проблемы в личной жизни (разошелся с женой, любимой, жутко поссорился). У них желание хоть умереть, но что-то доказать любимой. Если убрать эту суицидную составляющую, они хорошие бойцы.
Часть из них отсеивается, понимают, что оказались не на своем месте, но те, кто остаются, в подавляющем большинстве, процентов 80, это тоже хорошие бойцы. Еще есть те, кого я называю селфи-рейнджеры. Их немного, процентов около 10, они идут туда для собственной популяризации, повышения статуса. Это чуваки, которые не расстаются с мобильниками, везде себя щелкают в куче обмундирования, в общем, красуются как могут.
– Разве там сотовые не запрещены, это же прямая угроза всем?
– Да сколько их ни гоняй, они все равно будут ходить с сотовыми, хоть убей. Я уже не знаю, что с ними делать. Как правило, перед заходом в зону боевых действий собираю пачку сотовых, через два месяца – снова пачка и еще через пару месяцев – та же история. Просто зарплаты там достаточно хорошие и поэтому первое, что они заказывают старшине или кому-то еще, – сотовые. Более того, они даже ухитряются добывать хохляцкие симки, если рядом работает украинская вышка, совершенно не думая о том, что тем самым они оказываются под контролем врага. Это финиш! Все эти селфи-рейнджеры, как правило, находятся там до большого замеса. Во время замеса процентов 70 из них, видя жесть жестокую, бегут, причем со страшной силой. Но те, кто остается, – молодцы, меняются в лучшую сторону.
Еще есть тактикуйщики. Это страйкболисты, а также те, кто занимались практической стрельбой. И в плане подготовки это, как правило, отличные бойцы. Они могут и в одиночку работать, и в команде, прекрасно ориентируются на местности, читают карту, работают с оружием, с любого положения. Приезжают, как правило, со своим скарбом, на пару миллионов рублей: тепляки, ночники – все есть. Главное – научить их при обстреле не прятаться за любую картонку, это их серьезно подводит. Часть из них не выдерживает, порядка 20 процентов, а остальные остаются и с честью воюют.
– Тогда вернемся к разговору о воюющих, о тех, кто вновь возвращается на фронт...
– Да, а возвращаются туда люди уже, в принципе, сделав выбор в пользу войны как вида деятельности, профессии. Конечно, это происходит не сразу. Возвращаешься домой, первое время думаешь – все, больше – ни в жисть. Жене пообещал, всем вокруг. Продал снарягу, броники, мелочовку раздал, подарил. Максимум проходит год – и ты уже опять на войне.
Что касается социального статуса, встречал там разных людей. И собственников бизнеса, и госслужащих, и парней с золотыми руками, которые на гражданке всегда находили себе применение. Один механик был, который работал в каком-то НИИ, производили что-то нереально секретное, с зарплатой, при которой о деньгах можно было не думать. Нет, собрался, поехал на войну. Понятно, что для социально адаптированных и успешных людей деньги не цель. А вот признание – да, особенно в виде статуса ветерана боевых действий.
– Какие это дает преференции?
– В общей сложности, не такие уж и большие. Во-первых, ветеранские. Если ты от всех льгот отказался, у тебя получается четыре с лишним тысячи ежемесячно, если не отказался – вполовину меньше. Бесплатно лекарства, санаторно-курортное лечение, бесплатный проезд на общественном транспорте, еще оплачивается 50 процентов взноса на капитальный ремонт и т. д. Дети бесплатно поступают в вуз.
Так вот. До конца 2014 года там были добровольческие части и ополчение – ополченцы местные, добровольцы – россияне или выходцы из СНГ, но также воевали французы, испанцы, кубинцы, сербов много было, в общем, кого только не было, полный интернационал. Но уже с 2015 года были созданы регулярные части Донецкой и Луганской Народных Республик в виде народной милиции.
Части комплектовались по тому же принципу, либо из местных, либо из добровольцев, но уже назывались регулярными частями. Обеспечения практически не было, брали то, что было захвачено у противника, потом подул «Северный ветер» и – стало легче.
Так, в мае 2014 года автоматы были наперечет, у единиц. Но уже в июле ополчение было вполне нормально укомплектовано. И пушки были, и танки, и БМП. И даже зенитки и системы ПВО. И долбали мы хохлов в хвост и в гриву. То есть мы к тому времени уже не отличались по вооружению от регулярных частей Украины. Ну а с началом СВО пошли российские поставки, и все было уже совсем другое, современное – вооружение, техника, электроника, оптика. Беспилотники появились, те же «чебурашки». И связь изменилась. И это не может не радовать.
– Все чаще звучит мнение, ну, это и видно по реакции Европы, Америки, по их пакетам помощи Украине, что мы воюем уже не с украинцами, а с коллективным Западом, с НАТО. Это так?
– Позиция руководства НАТО с момента развала Союза предопределяла будущую войну с Россией силами Украины. Просто до 2014 года, когда произошел именно фашистский переворот, к власти пришли фашиствующие западенцы, которые всеми фибрами души ненавидели Россию и все, что с ней связано, соблюдались дипломатические политесы, и все делали вид, что это не так. Как с нашей стороны, так и с их. Маски были сброшены с начала СВО, когда внутри и снаружи вся гадость всплыла на поверхность. Запад не стал прикрываться личиной добропорядочности, а показал свою настоящую сущность, стало ясно, что для их существования необходимо уничтожить Россию как государство. И тогда ломалась последняя преграда к захвату мира, потому что, сломав Россию, они автоматом ломали бы Китай. Поэтому война там была предопределена.
– Все, кто прошел множество горячих точек, говорят, что Украина – самое тяжелое, что было в их боевой жизни. Почему? Война в городских условиях, братский народ, помощь Запада, в чем причина?
– Нет. Просто все войны после окончания ВОВ у нас сводились к контртеррористическим операциям либо к выполнению боевых задач с заведомо более слабым противником. Взять тех же афганцев или чеченцев – это бандформирования, которые были укомплектованы легким стрелковым вооружением. У них не было ни ВВС, ни танков, ни систем ПВО, ни систем реактивного огня, ни связи, то есть что-то, может, и было, но не в полной мере. Это не были регулярные части, не было общевойскового боя как такового. Здесь же мы воюем с регулярными частями, с армией. Изначально, с регулярными частями Советской Армии, по принципу которой комплектовалась армия украинская, а сейчас, как я уже сказал выше, с регулярными частями НАТО, потому что подготовка, снаряжение, оснащение, принципы управления там – все натовское. То есть вся разведка, системы связи, мощь НАТО сейчас стоит на стороне Украины. Ну плюс – хохлы – они сильны духом. Это самый тяжелый противник из всех, с кем доводилось воевать.
– Интересно, много там воюет западных наемников и насколько сами украинцы готовы воевать? Потому что, опять же, идет информация, что там насильно удерживают мужчин в стране. Всем боеспособным запрещен выезд.
– Состав вооруженных частей Украины – порядка 600 тысяч человек и примерно 20 тысяч человек западных наемников, это четыре бригады, всего ничего. Там очень много поляков, ну, пшекам больше всех надо. У них это национальная забава: влезть в какую-нибудь авантюру по захвату русских земель и потерять свою страну. Ну и плюс нацбаты. По желанию воевать – правда, мотивированные части практически все сейчас выбиты либо переместились глубоко в тыл, понимая, что шансов выжить у них практически нету.
Если взять, например, 2022 год, когда у хохлов были определенные успехи на фронте – наш отход от Киева, потеря и оставление Изюма, оставление Херсона, да, они ожили на какое-то время, потому что создалась иллюзия, будто Россия терпит поражение, что, в свою очередь, приведет к развалу страны и потере государственности, гражданской войне внутри, и украинцы достигнут того, чего хотели. В том же 2014 году они все жили мечтой, что сейчас Россия развалится, и Запад их поставит над нами надсмотрщиками пановать, они будут здесь гауляйтерами, хозяевами. Тогда мотивированных частей было много и они все были заряженные на войну. Но они не смогли нас продавить в тот момент, когда это было возможно – с октября 2022 по март 2023 года. И – Россия вошла в силу.
– На днях взяли полностью Авдеевку. Что нам еще нужно взять, до каких пределов пройти – до Киева, Львова, дальше, чтобы эта спецоперация прекратилась, победа была абсолютной, наступил мир?
– По-хорошему, дойти надо до Ла-Манша... (шутка)
– Мой дед, который дошел до Берлина, так же говорил. И сетовал, что остановили на полпути.
– Как говорил основатель школы карате кекусинкай Масутацу Ояма, если бы русские были другими, они бы уничтожали народы, идущие на них войной. Если честно, все наши действия исторически предопределяли дальнейшие войны. Что мы были в Берлине в 1759 и 1813 годах, что брали Париж в 1814, что Берлин в 1945 году…
– То есть мы слишком мягко действуем?
– Да, мое мнение – мы всегда слишком мягко действовали по отношению к нашим врагам. Были бы жестче, могли обеспечить нашим потомкам мирное существование лет на 200–300, без войны. А так куда ни дойди, кого ни победи – через 50–70 лет все повторяется.
– Просто хотелось бы знать, сколько это еще протянется…
– Я думаю, что закончится все уже в этом году, а дальше пойдет контртеррористическая операция, которая продлится лет 5. Надо будет добить всю ту нечисть, которая останется в тылу, а их очень много.
– Во все времена в войнах было уважение к противнику. Если ли оно у вас к украинцам?
– Их надо разделить на две части. Первое – это солдаты, вооружённые силы Украины, которые идут защищать свою страну, выполнять свой долг как мужчины, как защитники. Естественно, у меня к ним большое уважение. Это серьезные, хорошие воины, способные хорошо воевать и доказавшие это не раз. В бою я встречался с большей частью воюющих наций, и украинцы – это самый тяжелый противник. Самый упрямый, самый боеспособный и – достойный уважения.
А есть подразделения, которые были сформированы из националистических батальонов – «Кракен», «Донбасс», «Азов», «Святая Марина», «Айдар», «Торнадо» и так далее. Их там куча, к ним уважения нет. Да, это серьезные бойцы, к которым надо относиться со всей осторожностью, но они запятнали себя садистскими выходками, которые творили на Донбассе начиная с 2014 года. А потом – они пропитаны нацистской, фашистской идеологией и ненавистью ко всему русскому. Поэтому к ним нет никакого уважения как к воинам, они достойны только одного – уничтожения, как бешеные собаки.
– Возвращаясь к 23 февраля. Наша армия после этого конфликта изменится, закалится, это даст какой-то толчок к ее развитию или он уже произошел?
– Я помню нашу армию марта 2022 года под Киевом, когда зеленые контрабасы двадцати лет смотрели на нас как на богов войны. И нас тогда отправляли в регулярные части поддержать этих бойцов. Мы, матерые мужики, воины, прошедшие все, приходили в подразделения, в окопы, на линию обороны, где сидели эти пацаны, полностью потерявшие дух, и их командиры, потерявшие управление, и ребята заходились в восторге: «ЧВКашники пришли, сейчас мы порвем хохлов…». А офицеры подходили, советовались по какой-то мелочи, типа организации обороны опорного пункта.
И взять уже 2023 год, Херсонское направление. Молодой, 25–27 лет, ротный, но зубастый – матерый волчара. Он столько боев прошел, знает, как все надо делать, четко держит свое подразделение в ежовых рукавицах, у него не забалуешь, он для них – Батя, на него бойцы смотрят как на бога. И ты понимаешь, что он тебя не то что догнал, а уже обгоняет. Хотя бы по владению гаджетами.
И сама армия другая стала, людей начали беречь – грамотно планировать операцию, правильно обеспечивать бойцов всем необходимым для выполнения боевой задачи. Люди научились работать, потеряли страх перед обстрелами, прилетами, всем остальным. Появилась боевая злость до драки, желание вцепиться в горло врагу. И с каждым разом мы становимся все лучше и лучше. И скоро достигнем, надеюсь, уровня 1945 года, когда мы, покончив с немцами, давили японцев на Дальнем Востоке, их Великую Императорскую армию, которая полутора миллионами смогла справиться со стомиллионной китайской и завоевать треть Китая, но не нас. Война СССР с Японией 1945 года была похожа на избиение младенцев.
– Как вы думаете, Александр, а общество наше изменится после СВО?
– Изменится, если это допустит само общество. Будет ли запрос общества на настоящих мужчин? Будет ли запрос общества на правду и справедливость? И тогда придут к власти те, кто воевал, со своей правдой и со своим взглядом на жизнь, на будущее. Или же закончится СВО, все вернутся, ветеранов задвинут в угол, и энергия людей, которые воевали, носителей другого менталитета, других ценностей, сольется в никуда. Опасаюсь, как бы не начали опять маргинализировать участников СВО, как это было с нашими воинами, прошедшими Афганистан и Чечню. Поддержка от народа идет колоссальная, но она нужна от всех слоев общества, а этого, увы, не происходит. Тут вопросы к власть имущим, поддержат ли они ветеранов или увидят в них конкурентов и угрозу их привычному образу жизни. Все покажут выборы в местные органы самоуправления. Я отношусь к этому крайне скептически, поживем – увидим.
– Вопрос, который, наверное, волнует всех: война не перекинется дальше на территорию России, дальше Донбасса не пойдет?
– Нет, конечно. У Украины нет того мобилизационного потенциала, нет промышленности, которая бы позволила это сделать. А Европа не способна им помочь, пассионариев там нет, они кончились во Вторую Мировую войну. Европа сейчас уповает на внутренний переворот, внутренний кризис Российский. Не будет на нашей территории войны, даже если вступит Литва, Прибалтика, Финляндия и Польша. Ничего у них не получится.
– В 90-е годы на самом деле мы расслабились, считали, что теперь мир открыт, все люди братья, настал век пацифизма, нас любят во всем мире и теперь можно обойтись без войн. Многие и сейчас так думают. А вообще история человечества – это же история войн. Может ли мир существовать в принципе без войны?
– Не знаю, наверное, это все в нас Богом заложено, программа, заставляющая через какое-то время проходить через такой вид очищения. По-другому не могу объяснить. Каждая глобальная война – скачок в развитии цивилизации. Это промышленный скачок, морально-интеллектуальный и так далее. Конечно, это я уже себя не мыслю без войны, а детям такого не хотелось бы.
– Ваши пожелания на 23 февраля, поздравления.
– Те, кто на передовой – берегите себя! Всем здоровья и всех благ. Победа будет за нами!
Елизавета Садыкова
Обратная связь