Встреча известного лингвиста с читателями проходила в атмосфере дискуссии, которую помогала вести преподаватель кафедры журналистики новосибирского педагогического университета Марина Пляскина. «Я первый раз в вашем городе: приехала на конференцию, которая проходит в эти дни в Академгородке и посвящена тотальному диктанту, – сходу объяснила Ирина Борисовна. – Вы ведь знаете, что Новосибирск – родина тотального диктанта. Кроме того, меня попросили выступить перед вами в этой замечательной литературной гостиной. Такое предложение показалось очень заманчивым, поскольку всегда приятно встретиться с читателями. И вот я здесь...».
Ирину Левонтину подробно представлять не требуется. Кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института русского языка РАН имени академика В. В. Виноградова, один из создателей просветительского фонда «Эволюция». Принимала участие в составлении «Нового объяснительного словаря синонимов русского языка» под руководством академика Ю. Д. Апресяна. Известны ее работ по лексической семантике, лексикографии, этнолингвистике и языку поэзии, а также судебной лингвистической экспертизе. Она автор замечательных книг о жизни современного русского языка: «Русский со словарем» и «О чем речь», лауреат премии «Просветитель-2011». В своих работах Ирина Борисовна развенчивает миф о смерти языка и доступно объясняет, почему его постоянные изменения – это совершенно нормально.
Ирина Левонтина рассказала о том, почему слово «креативный» в русском языке вовсе не катастрофа, чем вредна «народная этимология», за что страдают школьники на ЕГЭ по русскому языку... И о чем, собственно, она ведет речь с носителями русского языка.
– Кроме научной деятельности, я занимаюсь тем, что пишу популярные статьи о русском языке. А началось всё с передачи «Грамотейка», которая выходила на радиостанции «Маяк». У меня там была рубрика – «Работа над ошибками». Для нее я начала придумывать маленькие сюжетики, а потом этим увлеклась. Спустя некоторое время давала колонки в газету «Троицкий вариант», она до сих пор выходит и на бумаге, и в Интернете, только колонки я уже не пишу – нет времени (смеется). О жизни ученых, об их открытиях... Из этих колонок получилась сначала первая, а через пять лет – и вторая книжка. Какая главная мысль моих сочинений? Занимаясь лексикологией, я могу сказать, что в языке вообще есть всё, вся наша жизнь растворена в языке! Если внимательно вслушиваться в слова, можно очень многое понять о нас самих: о нашем сознании, о том, как мы меняемся...
Сейчас многие интересуются языком – любят язык, хотят лучше им владеть. Но стремление к совершенствованию у большинства облекается в формат «правильно – неправильно». Так уж построено преподавание русского языка в школе. На уроках детям рассказывают, как надо, а как нельзя говорить, писать и т.д. Человек привыкает к этой парадигме, хотя с годами начинает ощущать, что язык меняется и он с трудом понимает своих детей, и что его самого уже кто-то не понимает. Однако сам в состоянии оценивать язык только с точки зрения выставления оценок: «нужно штрафовать за этот ужасный сленг», «долой иностранные слова»… Это совершенно непродуктивный подход к языку. Как мне кажется, имеет смысл задать вопросы: а что именно меняется и почему? Может, что-то в жизни изменилось... Почему какое-то слово ушло и больше нам не нужно? Почему появилось новое и какая у него смысловая нагрузка? Нужно просто остановиться и подумать.
– Меня часто спрашивают, а чем вы занимаетесь? Я говорю – русским языком. И почти всегда слышу в ответ: «Ой, да, у меня тоже с запятыми плохо». Это просто классика! Но ведь русский язык – это не только умение правильно поставить ударение в слове «звонишь» или без ошибок написать слово «винегрет». Поэтому люди, которые хотят что-то обсудить, вдруг восклицают: «Какой ужас, как это отвратительно, потому что неправильно!». Между тем, говорить правильно – это хорошо, к этому нужно стремиться. Но над каждым «ужасно» нужно разбираться отдельно, понять, может, не стоит быть такими категоричными в суждении? Вот в Фейсбуке один пользователь написал: «Такого Окуджава мы еще не знали». И началась дискуссия! Какой ужас, распад падежной системы, падение нравов и т.д. Конечно, грустно, что человек не знает, как склонять фамилию, которая должна склоняться. Но лингвист думает совсем по-другому. А как мы вообще поступаем с иностранными фамилиями на -А неславянского типа? Мы же никогда не склоняем Дюма и Золя. И ты вспоминаешь Лаврентия Павловича Берию. Он то склонялся, то не склонялся. В документе – приговоре о высшей мере наказания, фамилия не склонялась. В устной речи – как будто бы да. Читаешь какие-то документы той эпохи, газеты и замечаешь краешком глаза – просклоняли или нет.
В этом контексте стремление человека, заявляющего, «какие вы все безграмотные, а я знаю, как надо», вызывает недоумение. Обычно знают «как надо» люди, которые на самом деле знают мало. По сути, можно выучить короткий список примеров слов, как не надо говорить: кофе мужского рода, одеть – надеть, и еще пару дежурных неправильностей. Вот человек их выучил назубок – и всё, он больше ничего не слышит, не вслушивается в речь окружающих. Понимаете, есть очень хорошее выражение «владеть языком». Не знать, как правильно, а владеть – уметь при помощи языка выразить свою мысль, донести ее до собеседника, а также понять, то, что человек говорит. И это большая проблема на сегодняшний день. Если последить за беседой. Человек что-то говорит, мы должны выслушать все, что он сказал, понять, согласны или нет с его утверждениями, уметь возразить или согласиться. Но в реальном диалоге зачастую происходит нечто неправильное, человек слушает и вылавливает из речи собеседника слова-раздражители. Затем лепит из них собственный смысловой комочек, который содержит совершенно не то, что человек пытался донести. Дальше смотрит на это всё, начинает ненавидеть этот комочек, топтать его и т. д. Естественно, в таком случае диалог просто невозможен. В своих книжках я пытаюсь объяснить, что к языку нельзя относиться как учитель к ученику на экзамене – замечая и исправляя ошибки. Нужно научиться слушать, слышать и понимать друг друга.
В языке должны быть слова и для высокого, и для каждодневного
– Язык не статичная система, он постоянно видоизменяется, приспосабливается к новым жизненным реалиям. Одним из таких особенностей является появление новых слов. И вот уже люди бьют тревогу, мол, мы не бережем наш родной язык, засоряем его иностранными словами, которые нам совершенно не нужны. Для развитого литературного языка это совершенно нормально, что есть пуристы, которые кричат «ужас-ужас», есть революционеры, которые им возражают, что «нет, все слова имеют право, мы будем бороться», есть логики, которые говорят «здесь – да, а здесь – нет», и есть писатели или просто носители языка, которые будут с языком играть, создавать комический и художественные эффекты от сопряжения совершенно противоположных пластов лексики. Так что когда есть пространство выбора, игры с языком — это нормально. Ведь язык – это живой организм. Если ему не нужно какое-то слово, оно не закрепится в нем, исчезнет или изменится. Если же какое-то слово быстро вошло в язык и закрепилось, скорее всего в нем была какая-то смысловая лакуна. Какой-то новый смысл, для которого ранее не было слова, а теперь вдруг появилось. Оно может быть дурацким, неприятным на слух, не самым удачным. Но на тот момент оно было нужным. И если мы поймем этот момент, как сильно все вокруг нас меняется, то нас не будут шокировать эти языковые изменения и новшества. Вспомните, как на Белинского в свое время ругались за слово «субъективный». Уж так на него нападали, он и не знал, как оправдаться! А сейчас трудно и представить, как мы жили без этого слова.
Или относительно недавно появилось у нас слово «креативный». «Что за бред! Зачем? У нас есть слово «творческий». Уберите эту иностранщину!». Подумаем. У русского языка есть своя специфика: например, он очень деликатен. У нас есть слова, которые не употребишь в бытовой ситуации. Невозможно написать в рекламе «Требуются творцы с опытом работы». Для нас слово «творчество» – это нечто высокое, сакральное, и мы не хотим его захватывать грязными руками в какой-то совершенно обыденной ситуации. Можно критически посмотреть на слово «креативный» как на ненужное заимствование, а можно наоборот, увидеть в его появлении представления общества о русском языке, понимание, что должно быть два слова: одно – для высокого, другое – для каждодневного. Но мы сразу начинаем обличать, а ведь нужно просто попытаться понять...
Играть от фонаря
– Многие жаргонные и просторечные слова тоже имеют право на существование. Я как-то присутствовала на уроке музыки у своей дочери. И слышу, преподаватель говорит: «Давай я тебе фонарь поставлю». А спустя несколько минут советует: «Играй от фонаря!». Я понимаю, что он не собирается ставить бланж ребенку, но значение этого слова узнала лишь после урока. Оказывается, в жаргоне у музыкантов фонарь – это круглый перечеркнутый значок, означающий пропуск. То есть, надо играть до фонаря, потом кусок пропустить и снова играть от фонаря. Но есть и выражение, «написать от фонаря», то есть – как попало, «мне до фонаря» и т.д. Я начала изучать этот вопрос. Оказалось, из жаргона лабухов-музыкантов в русский язык пришло очень много выражений. Начиная от совершенно литературного «под сурдинку» и заканчивая «чуваком»... Вообще это слово совершенно замечательное и обладает одним интересным свойством. Ему более полувека и существует в языке как сленговое или жаргонное. Часто бывает так, что со временем слово теряет свою эмоциональную окраску и становится обычным нейтральным. Либо мода на него проходит и оно исчезает. А «чувак» уже столько лет сохраняется и именно с той же самой окраской! И сейчас дети в школе его употребляют. Но вот что необычного. Есть слово «чувак» и есть слово «чувиха». Первое живет и процветает, а второе практически исчезло из языка. Но как же парная конструкция – мужской-женский. Да просто. Слово чувак сегодня употребляется и по отношению к девочкам тоже. «Чувак, ты мне звонила?». И это действительно новое. Слово стало унисекс. Материла подобного много – его преподносит сама жизнь, только надо держать уши открытыми и не морщить нос.
«Кофе» как последний бастион цивилизации
– Вопрос, который практически всегда звучит на моих встречах с читателями: «А как вы относитесь к тому, что люди говорят «вкусное» или «ароматное» кофе»? Так вот, что касается кофе... Несколько лет назад журналисты раздули скандал по поводу словарей, когда можно говорить «йогУрт». Справедливости ради, задолго до этого в словарях указывался только этот вариант, а то, что появился и закрепился «йОгурт», как раз свидетельствует о том, что язык живет и развивается. Так вот, возвращаясь к кофе. Действительно, в современном языке кофе предпочтительно употреблять в мужском роде, но в большинстве словарей написано, что в разговорной речи допустимо такое явление как форма среднего рода. Но ведь если мы посмотрим в словарь Ушакова, который выходил в 30-е годы, там ровно это и написано: «м. и разг. – ср. род». А заглянув в более ранние словари, начала XX века, и вовсе узнаем, что слово-то среднего рода и «ошибочно иногда употребляется в мужском»! По аналогии со словом «кофий». Вот откуда возникла эта путаница! Знаете, есть такое понятие – «культура речи». И слово «кофе» – одно из немногих, надо отметить – попало в поле зрение общественности, отхватило себе некую «охранную грамоту» и его мужской род стал восприниматься как последний бастион цивилизации.
Не стоит убиваться из-за побасЁнок
– Меня часто спрашивают, как я отношусь к ЕГЭ. Это тема отдельной дискуссии. Но хочу сказать, эта форма оценивания знаний еще далека от совершенства. Что самое досадное в нынешнем ЕГЭ? Присутствие в заданиях вариантов, имеющих место быть в русском языке. А ведь требуется указать только один ответ, который заложен в программу и считывается компьютером. И очень печально, что вариант, – он тоже верный – оценивается как ошибка. Что ж, программу надо совершенствовать и ни в коем случае не давать слов с вариативностью! Это все понимают, но как за этим уследишь? Составители подобных заданий считают, что все знают, им порой недосуг лишний раз заглянуть в словари. А если не халтурить, лишний раз проверить – казусов не будет.
Вопрос второй: вот скажите, зачем нужно убиваться, чтобы ребенок говорил именно побасЁенки, а не побАсенки? Пусть второй вариант устаревший, но он не режет слух. И если Черкасов в фильме «Весна» говорил – побАсенки, почему современным школьникам это засчитывается как ошибка? Я считаю, чем тратить время на зубрежку разных ударений, которые к тому же вариативны, пусть лучше ребенок займется делом и выучит массу полезных вещей!
Но в ЕГЭ меня печалит еще одна вещь. Пару лет назад телеканал «Дождь» пригласил некоторых известных людей писать ЕГЭ в прямом эфире. Среди них была и я. Конечно, я справилась, но частенько задумывалась, работая над анализом текста: что именно составители имели в виду в том или ином задании? Сразу бросилось в глаза огромный объем терминологии. Причем термины какие-то совершенно не обязательные. Мне, например, попалось слово «парцелляция». В институте я знала, что оно обозначает. Но ведь этот без этого термина школьник прекрасно может обойтись! Или вот куча разных тропов – метафор, метонимий. Они попросту не нужны. Зато необходимы навыки понимания текста, формулирования своей мысли, точного выбора слов... Вот что в первую очередь должно проверяться на ЕГЭ!
Лилия Вишневская.
Фото автора
Обратная связь