А.А. Гордиенко. Инновационное развитие Новосибирской области и Новосибирский научный центр

Уважаемые читатели! С этого номера газета «Бумеранг» начинает публикацию статей доктора философских наук, ведущего сотрудника института философии и права  СО РАН Алексея Аркадьевича Гордиенко. Это авторский взгляд на Академгородок, науку и Новосибирскую область в целом…

Введение

Академгородок совсем недавно, в масштабе жизни нынешнего поколения, был центром мирового развития. Здесь происходили важнейшие для всего человечества процессы, связанные с выходом к постиндустриальному барьеру, пред которым встал весь мир, преданный глобализирующейся олигархической элитой. Новосибирский научный центр изначально был прообразом научно-образовательного комплекса нового типа, ориентированного на генезис постиндустриальных общественных отношений. По типу нашего Академгородка были созданы София Антиполис во Франции, Цукуба в Японии и Теджой в Южной Корее. А теперь все мы – и современники, и первопроходцы тех великих трансформаций, словно забыли об этом. А власти вовлечены в совсем не соответствующие масштабу Академгородка мелкие потуги что-то сделать в контексте застывшего без стратегии развития российского общества. А ведь в начале постсоветского периода считалось, что «уничтожение всех барьеров, которые советский режим ставил на пути свободного творчества, приведет к развитию творческого процесса. Рассуждали о видах расцвета... Полагали, что будет что-то новое: новый тип лидеров, отличных от номенклатурных руководителей, новая тематика, творчество в настоящем смысле. Но нового творческого подъема в русской культуре не началось... Какая-то мало-мальская эффективность российского существования налажена как раз не за счет нового, а за счет восстановления прежних механизмов» (Хоружий, 2009, 5).

Известно, что включить энергию народа в процесс преобразований может та элита, которая является носителем перспективных тенденция развития. Как считают некоторые исследователи, в начале рыночных преобразований в стране к власти пришла не «эклектичная генерация людей – прообраз постиндустриального класса», возникшая на закате существования СССР, а пассионарная группа, ориентированная на «бытовое благоденствие», «основой деятельности, которой стала «трофейная экономика» (salvage economy) и распределение/перераспределение природной ренты. Свойственная этой группе «моральная коррупция и короткий горизонт планирования предопределили постиндустриальную контрреволюцию и социальную деградацию» (Неклесса, 2015, 5) В этом контексте Академгородок в своей первоначальной устремленности к постиндустриальному прорыву, оказался в разрухе постиндустриальной контрреволюции. Как представляется, здесь – то место, где эта контрреволюция институционализируются в рамках, так называемых, реформ образования и науки.

Становление первой волны инновационного развития Новосибирского региона

В части регионов России еще в советское время сформировались территориально организованные комплексные научные центры, с их спонтанно возникшими «очагами» постиндустриального развития. В этих «очагах» (характерных, прежде всего, для Новосибирского научного центра (ННЦ) Сибирского отделения РАН) был накоплен уникальный опыт самоорганизации научного и местного сообщества, опирающейся на масштабное распространение массовой творческой деятельности.

Именно это обеспечивало качественные трансформации  советской «большой науки» в 60-е годы прошлого столетия, преодоление накопившихся проблем, как в самой науке, так  и во взаимодействии науки с образованием, производством и обществом.  Собственно, СО РАН и был реформой советской науки в контексте постиндустриального перехода, которая была выстрадана обществом и осуществлялась, так сказать, «снизу».

В начальный период рыночных трансформаций ННЦ переживал своеобразный «вызов-катастрофу». Казалось, что Академгородок постепенно превращается в спальный микрорайон для «новых русских», что в нем остаются лишь неухоженные институты и ветшающие объекты инфраструктуры. Но жизнь показала, что «это далеко не так – осталось нечто большее, трудно осязаемое и плохо переводимое на язык экономики и формальных институтов» (Крюков, 2015, 2). Это «нечто большее» – вновь «заработавшие» механизмы спонтанной самоорганизации, которые «запускают» внутренний неформальный процесс регенерации ННЦ, трансформируя его в научно-образовательно-инновационную систему (Гордиенко, 2015, 256-314).

Такая регенерация с ее спонтанной инициативой «снизу», порождая рекурсивную (процессуальную, нелинейную) среду, обусловливала ангажированность региональной и муниципальной власти, провоцируя и востребуя, а тем самым и формируя движение «сверху», ориентированное на инновационные преобразования в регионе. Эти два инициативных движения «сверху» и «снизу», объединяясь на условиях комплементарности, обернулись на практике масштабными преобразованиями по принципу brownfield, которые захватили не только субъектов потенциальных носителей инновационных технологий, но и охватили социальными практиками, ориентированными на инновационное развитие, широкие слои городского сообщества.

Как оказалось, такое масштабирование социальных практик понуждает общество принимать социальные инновации, что на начальном этапе инновационного развития имеет большее значение, чем сами инновации. Именно в этом контексте в регионе в инициативном порядке конституировались разнообразные институции, обеспечивающие генезис таких практик и широкое вовлечение населения. Речь идет, прежде всего, о международном молодежном инновационном форуме «Интерра», который занял весьма своеобразное место в инновационной волне региона. Так, действующий в Новосибирске форум «Технопром» (как и известные, в России инновационные форумы – Томский, Красноярский и другие) – это саммиты элиты, они не затрагивают массы людей. В отличие от них, «Интерра» стала «репетиционной площадкой» инновационного процесса, на которой происходит моделирование атмосферы и этоса инновационного развития для широких групп населения региона и, прежде всего, для молодежи. Именно здесь, по мнению тогдашнего губернатора В.А. Толоконского, закладывается «активность людей, креативность их мышления, стремление к новациям» (Толоконский, 2011, 5).

При этом ННЦ и его институты, Новосибирский государственный университет (НГУ) и возникший в Академгородке малый инновационный бизнес, образуя сектор будущего, оказались в центре событий, в роли лидера, и не только в процессе генерации ценностно-нормативных образцов и стратегических направлений будущих преобразований, но и при их осуществлении. Потенциальные инноваторы города и региона, включаясь в самодеятельные инициативы в контексте специфической атмосферы постсоветского Академгородка, как бы погружались в социальное творчество, ориентированное на инновации. Здесь возникали адаптивные неформализованные структуры, где приоритетом было не максимизация прибыли, а стимулирование процессов формирования социальных групп, в которых складывались и транслировались инновационные образцы поведения. В них происходила наработка новых слоев, ориентированных на инновационное развитие. Прежде всего, это слой креативных людей, «которые формируют образцы нового социального действия», к ним примыкают группы «социально-активных людей готовых воспроизводить и устанавливать образцы позитивной социальной деятельности в качестве общепризнанных норм» (Дискин, 2011, 141). Вокруг этих, ориентированных на инновации, людей складывалось благосклонное большинство, «которое не будет отвергать эти индуцированные нормы поведения».

Принципиальное значение для формирования инновационных образцов поведения имели и имеют инициативные самодеятельные группы, в которых предпринимаются практические шаги по созданию конкретных инновационных предприятий, занимающихся продвижением научно-технических идей. Привлечение этих начинающих предпринимателей на систематически организуемые в рамках форума «Интерра» крупные мероприятия (форсайт-конференции, Форум лидеров и др.) с участием экспертов мирового уровня, позволяло им накапливать соответствующий опыт. «Интерра» закладывала также предпосылки для формирования движения «сверху», ориентированного на инновационные преобразования в регионе. Как свидетельствует В.А. Толоконский, «нам удалось подчинить «Интерре» работу всех государственных служб» (Толоконский, 2011, 5). Так власть готовилась к деятельности в качестве субъекта-партнера, к синергии с другими субъектами инновационного развития. В целом, «Интерра» становилась «драйвером, который толкает и власть, и бизнес, и все структуры к созданию новой среды взаимодействия, коммуникации, управления и принятия решения» (Смирнов, 2010, 29).

Процесс подготовки условий инновационного развития был подхвачен и в системе образования. Здесь стала складываться система раннего формирования креативных способностей подростков и молодежи на основе раскрепощения и развития межличностных коммуникаций, выявления склонности к социальному и институциональному творчеству. В частности, такие технологии развивались в рамках авторской школы НооГен. Как отмечал тогдашний мэр Новосибирска В.Ф. Городецкий: «После тщательного изучения этой технологии, проведения многих экспериментов с ней, в том числе и на семинаре студенческой молодежи в мэрии … в октябре 2008 года мы создали муниципальное автономное учреждение «Городской центр проектного творчества». Его основной целью является подготовка креативной молодежи для всех этапов цикла «исследование – разработка - производство», то есть формирование (начиная со школьного возраста) элиты творческих молодых людей, которая будет работать в инновационном ключе и разрабатывать проекты развития города» (Городецкий,2011, 9).

Под стать масштабному движению «снизу» разворачивалось движение «сверху». При этом с самого начала закладывались предпосылки для комплементарности этих движений. «В лихие 90-е одной из самых сильных инициатив, – по мнению В.Ф. Городецкого, – обусловившей выход из кризисной ситуации производства в городе», а также «серьезный подъем социальной сферы и развитие городской среды, явилась разработка городской стратегии на долгосрочную перспективу – до 2020 года. В ее разработке участвовал «практически весь актив города, включая бизнес, общественные организации и властные структуры» (Городецкий, 2011, 7). Главное в программных документах Стратегического плана – «это выход с новосибирской инновационной продукцией на финансовые рынки, для чего программировалось мобилизация интеллектуальных и технологических ресурсов научного сообщества, промышленности и бизнеса» (Городецкий, 2011, 7).

Наиболее «плотно» проектированием был охвачен Новосибирский научный центр и Академгородок. Изначально это было стратегическое проектирование, которое возникло в инициативном порядке, «снизу». В частности, в то время активно действовали, по крайней мере, две группы одна работала на базе Общественного комплексного НИИ СО АН СССР, другая – в Институте философии и права СО РАН. Сформулированные на основе исследований этих групп предложения о перспективах развития ННЦ обсуждались на Общем собрании научного центра в октябре 2001 года. По поручению общего собрания была разработана стратегия развития ННЦ как ядра инновационного развития региона, и целевая программа «Территория научно-технического развития – Технополис Новосибирск». Подготовка и реализация этой программы осуществлялось в контексте рефлексии постиндустриальной миссии ННЦ, в расчете на решение проблем его выживания и развития на основе институционализации этой миссии. В программе были предложены экономико-правовые механизмы (в рамках Особого статуса Академгородка или Советского района) развития региональных форм интеграции науки и производства, превращения ННЦ в опорный узел экономического и социокультурного развития региона и города Новосибирска. В марте 2005 года эта программа была утверждена Городским советом депутатов Новосибирска.

Для решения острых проблем, связанных с деградацией социально-культурной и инженерной инфраструктуры, снижения качества жизни в Академгородке в 2008 году был принят «План мероприятий по развитию социальной, транспортной и инженерной инфраструктуры ННЦ до 2013 года». Успешное выполнение этого плана было обеспечено деятельностью Наблюдательного совета, который, по мере увеличения масштаба вовлекаемых в процесс материальных, финансовых и человеческих ресурсов, становится главным инструментом согласования и координации деятельности областных и городских властей, руководства ННЦ, ассоциаций малых инновационных предприятий и общественности по развитию Академгородка (Гордиенко, 2011, 5-6).

В силу формирования этих тенденций в деятельности Наблюдательного совета получили существенное развитие предпосылки для дальнейшего наращивания взаимодействия науки, бизнеса и власти как социальных институтов, направленных на поиск механизмов и условий инновационного развития региона. Существенное значение для развития этих процессов играли коммуникативные эффекты, накапливающиеся в комплементарном взаимодействии двух векторов инициативного движения. Наибольшее развитие эти механизмы получили в Академгородке особенно при создании таких институтов инновационного развития как технопарки.

Формирование технопарковых структур связано с именем В.А. Коптюга, который еще в 1994 году на Общем собрании СО РАН говорил о том, что период выживания СО РАН закончился, что надо переходить к активной стратегии развития. Речь шла, в частности, о развитии в Академгородке технопарковой зоны. Она предполагает не организацию, действующую параллельно со структурами собственно научного центра, а «технопарковую среду, которая через ряд дополнительно создаваемых в рамках научного центра структур финансового, информационного, юридического плана, содействуют производственно-коммерческой и инновационной деятельности учреждений и организаций научного центра» (Коптюг, 1997, 62). Позднее В.А. Коптюг предложил концепцию «распределенного технопарка» (Коптюг, 2000, 54-55) с ядром, находящимся далеко от Академгородка, на промышленной площадке в Новосибирске на базе официально созданного технопарка «Новосибирск», который начал действовать с 1997 года (Шокин, 2000, 56).

Первая попытка создания масштабного технопарка в Академгородке была предпринята в 2006-2007 гг. В его основе лежала идея частно-государственного партнерства, при доминировании частных инвестиций. Изначально в этом проекте, в отличие от программы «Территория научно-технического развития – Технополис Новосибирск», население не воспринималось как субъект, не вычленялись направления, связанные с развитием научного и местного сообщества. При этом, предполагалось масштабное строительство (100 тыс. кв. м помещений для зоны резидентов и 60 тысяч производственно-лабораторных модулей) в Верхней зоне Академгородка. Чтобы включить местное сообщество в процесс проектирование этого технопарка, был создан общественный Совет содействия развитию Советского района как переговорная площадка представителей научного и местного сообществ, руководства генерального инвестора РосЕвро и администрации района (Советский район, 2008, 69-73). Этот технопарк так и не начал строится, но работа Совета позволила накопить первый опыт масштабного содержательного обсуждения и выработки компромиссных решений в рамках местного сообщества.

Благодаря этому опыту, а также накопленной практике проектирования и реализации задуманного в рамках нарастающего системного взаимодействия власти, науки, инновационного бизнеса и общественности формировался и ныне действующий технопарк Новосибирского Академгородка. В качестве организаторов технопарка с самого начала выступали, и руководители двух ассоциаций малых высокотехнологичных фирм возникших в Академгородке еще в начале 90-х годов, и руководители многих фирм, принадлежащих к этим ассоциациям, ставших его первыми резидентами. В процессе практического поиска в условиях тесного взаимодействия с наукой и властью большей части первых резидентов складывалась миссия Академпарка. На тот момент она осмысливалась как генерация новых малых инновационных бизнесов, способных дать начало будущим большим инновационным компаниям. Такой подход к организации технопарка опирается на бесспорное преимущество Академгородка – огромный научно-технический задел. Этот готовый задел позволяет, как считает один из идеологов Академпарка А. Брызгалов, в разы сократить фазу изысканий, уровень первичных затрат и «увеличить срок бесконкурентного пребывания продукта на рынке» (Брызгалов, 2010, 32). Ведущей задачей становится подготовка лидеров, способных организовать бизнес, которых нужно не столько обучать, сколько тренировать, создавая условия для их отбора.

Таким образом, Новосибирская область первой волны инновационного развития являют собой пример того, как общие подходы реформирования экономики трансформируются с учетом традиций, культуры, особенностей и конкретного потенциала накапливаемого в регионе. Так была запущена первая волна инновационного развития Новосибирской области, в своей сущности, ориентированная на создание внеэкономических, социокультурных условий для последующего развития инновационных институциональных систем.

Прерванная синергия или незаконченность первой волны инновационного развития региона

Однако инициативно возникающие проекты, наполняя содержанием первую волну инновационного развития Новосибирского региона, расширяя спектр участвующих субъектов, предполагают нарастающую динамику программно-системного движения к рефлексии этих процессов. Изначально такое движение осмысливалось как масштабная региональная программа, интегрирующая в режиме комплементарности все инициативные группы, возникающие и «сверху», и «снизу» и включающая их в процесс инновационного развития региона. Такая программа призвана обеспечить становление системных механизмов их развития в процесс совместного инновационного движения, а также публичный отбор вновь возникающих инновационных инициатив, адаптируя их к складывающимся инвестиционным возможностям региона. Действовавшие в то время программы и проекты, о которых речь шла выше, также нуждались в масштабной программе инновационного развития региона, которая опиралась бы и на поддержку Федерального центра.

Как показала практика, при отсутствии такой программы инициативные предложения «снизу» зачастую не только не подхватывались, но и не получают необходимых компетенций, особенно в части понимания нарастающей сложности развивающихся взаимодействий. В свою очередь движение «сверху» в случае задержки в наращивании программно-системного потенциала инновационной волны утрачивает идейную проектную функцию, не всегда адекватно отображает реальные процессы происходящие «снизу». Отражая активную позицию управленческой элиты и заключая в себе в качестве ведущего принципа комплементарность движения «сверху» и «снизу», региональная программа способствует качественной смене установок управленческой элиты. По мере институционализации инициативных форм инновационного развития в контексте массового социального творчества, комплементарная программа обусловливает движение управленческой элиты от административного воздействия к содействию и соучастию в самодеятельности и самоорганизации инноваторов. Только такая трансформация управленческой элиты предстает как адекватные инновационному обществу легитимизация и институционализация власти, опирающиеся на использование в качестве драйвера общественных преобразований той энергии, которая возникает в самодеятельном движении инноваторов. В этой связи региональная программа выступает как механизм институционального обустройства первичного творческого бульона первой волны, и одновременно переустройства самой власти, обеспечивая тем самым переход к собственно инновационному развитию.

Однако только к концу 2011 года был разработан «Проект концепции долгосрочной целевой программы (ДЦП) государственной поддержки Советского района г. Новосибирска и научных центров СО РАН и СО РАМН». В Проекте было предусмотрено создание «к югу от Новосибирска технополиса с центром в Академгородке» (Соболевский, 2011, 2). Ставка делалась на «развитие новой экономики», а также на «повышение качества жизни в нашем районе» (Носова, 2011, 49). «Новая экономика, – говорил на заседании рабочей комиссии вице-губернатор В.А. Никонов, – связана с укреплением сектора исследований, созданием системы научно-производственных кластеров, развитием научно-образовательного комплекса, а в сфере наук о жизни и здравоохранении – формирование центров высоких медицинских технологий» (Соболевский, 2011, 2). Для повышения качества жизни в районе ставилась «задача модернизации жилого фонда и коммунального хозяйства, развития образования, здравоохранения, в том числе инфраструктуры для занятий спортом и организации досуга» (Носова, 2011, 49). В целом на реализацию программы в 2012-2016 годах, «по предварительной оценке» предполагалось «направить более 30 млрд. рублей» (Носова, 2011, 49). Все это дало основание академику Н.З. Ляхову заключить, что в ДЦП речь «идет о переориентации экономики всей Новосибирской области»; что «региональное правительство идет на принципиальный и долговременный шаг – начать переориентацию территории с торгово-транспортно-складской специализации на наукоемкие отрасли» (Ляхов, 2012, 7). Однако ДЦП так и не была развернута: «Закончилась, не начавшись», – заметил по этому поводу академик С.В. Алексеенко (Соболевский, 2015, 6).

Тем не менее, следует признать, что намеченный в программе масштаб преобразований соразмерен тому уникальному ресурсу, которым располагает ННЦ с его фундаментальной наукой и спонтанно возникшим высокотехнологическим бизнесом. Этот уникальный ресурс составляет эксклюзивное конкурентное преимущество не только Новосибирского региона, но и всей России. Как представляется, именно поэтому федеральные власти с самого начала не оставались в стороне от проблем развития новосибирского Академгородка. В 2010 году при участии премьер-министра В.В. Путина в НГУ обсуждались вопросы модернизации профессионального высшего образования. Руководитель СО РАН А.Л. Асеев говорил, в частности, о необходимости разработки и принятия закона ориентированного на то, чтобы «задействовать скрытую энергию», заключающуюся в уникальной интеграции образования, науки и инноваций в Академгородке. Глава правительства попросил «направить ему предложения по решению этих вопросов» (Белкина, 2010, 2). Во время визита в Новосибирск в феврале 2012 года, В.В. Путин дал поручение сформулировать предложения о создании в Академгородке федерального Центра образования, исследований и разработок (ЦОИР) с особым федеральным статусом, который бы объединял деятельность НГУ, ННЦ, Академпарка.

Однако мало что было сделано, чтобы использовать те возможности, которые содержали в себе эти поручения. Как представляется, это обусловлено тем, что основные субъекты первой волны инновационного развития оказались в своеобразной институциональной ловушке, обусловленной отсутствием масштабной региональной программы. В целом же, отсутствие масштабной региональной программы уже на начальных этапах отрицательно влияло на синергию во взаимодействии становящихся субъектов первой волны инновационного развития региона и обусловило задержку в формировании ее системных элементов. Это не могло не сказаться на развитии второй инновационной волны региона.

Сущность второй волны инновационного развития Новосибирского региона

Сущность второй волны инновационного развития Новосибирской области определяется тем очевидным фактом, что возникающие спонтанным образом первичные неформализованные инновационные инициативы должны обрести институциональные формы. «Речь идет не об институтах как массе принятых законов, а об институтах, регулирующих реальные отношения – о системе формальных и неформальных правил (Дискин, 2011, 140]. Надо сказать, что в реформируемой России с самого начала остро стоит проблема институциональных образцов. Как пишет И.Е. Дискин: «Мы можем придумать эти образцы сами, или взять из какой-либо «передовой» теории, и, наконец, мы можем взять их из практики, то есть из корреляции взаимной пользы и соотнесения взаимных требований разных секторов. В последнем случае требования практической деятельности ведут к взаимной адаптации институтов. Но для адаптации институтов нужна действенная демократия, обеспечивающая систему обратных связей» (Дискин, 2011, 141). Именно ситуация массового социального творчества, сложившаяся в рамках первой волны инновационного развития Новосибирской области, поддержанная «сверху», характеризуется такой демократией. Это и определят специфику и потенциальные преимущества инновационного развития Новосибирской области.

Надо сказать, что «действенная демократия» в данном случае востребуется, так сказать, из глубин общества – его производительных сил. Дело в том, что наращивание анклава постиндустриального развития предполагает формирование в нем специфической социально-экономической среды. «В отличие от индустриального общества, в постиндустриальном одновременно сосуществует два типологически различных технологических уклада: традиционные технологии в целом ряде отраслей (добывающей промышленности, тяжелом машиностроении и т.п.) и так называемые «новые технологии» (ИТ, нанотехнологии биомедицинские, когнитивные и т.п.). Именно этот второй тип и считается определяющим для постиндустриального общества» (Войтов, Мирский, 2012, 151). Новые технологии имеют качества, существенно отличающие их от технологий традиционных отраслей. С ними связаны радикальные изменения динамики развития, или «шага времени» между новой научной идеей и выходом реализованного на ее основе нового продукта: он сокращается в разы. Это приводят к тому, что развитие новых технологий обусловливается изменениями в социально-экономических отношениях, источником которых становятся интерактивные взаимодействия между наукой, бизнесом и властью.

Речь идет об интерактивной сетевой кооперацией (понятие коллаборации) представителей трех институциональных секторов – бизнеса, науки/университетов и государства (модель тройной спирали). Обратим внимание на то, что сама интерактивная сетевая кооперация подготавливается внеэкономическими факторами. К таковым относятся, в частности, кумулятивные позитивные эффекты, возникающие от «согласованных коллективных действий» нерыночных субъектов. Эти эффекты существуют «автономно от принципов классического экономического рынка» (Мартьянов, 2017, 167). Как раз такие «нерыночные субъекты», инициированные «очагом» будущего, действовали в НСО в рамках первой инновационной волны. Именно они подготавливали условия для коллаборации указанных выше институциональных субъектов. Но такая подготовка во многом определяется и масштабной региональной программой, в рамках которой должны обеспечиваться не только социальная мобилизация инноваторов (интегрирующая позитивные коммуникативные эффекты нерыночных субъектов первой инновационной волны), но и наращивание системных элементов в разворачивающейся инновационной волне на основе концептуализации и конкретизации процесса инновационного развития региона.

Обращаясь теперь к коллаборации указанных институциональных субъектов, заметим, что именно в этом процессе возникают особые синергетические эффекты, позволяющие участникам осуществлять непрерывные инновации (обновления), и формируется среда, построенная как инновационные экосистемы. Особенностью такой среды являются так называемые «эффекты «перелива» (spillover effects) – разные формы трансфера технологий и компетенций в пользу смежных отраслей и новых инновационных направлений» (Данилин, 2015, 166). Собственно, на основе этих эффектов складываются территориальные инновационные кластеры, которые становится новым структурообразующим звеном современной экономики. Это означает, что кластерные агломерации, нельзя «назначить» «сверху», они развиваются естественным образом, постепенно превращаясь в инновационные экосистемы.

В современной российской практике экосистемная природа инновационного развития не вполне осознается федеральной и региональной властью. Так, на федеральном уровне стратегический акцент экономики связывается с развитием традиционных отраслей высоких и средневысоких технологий, в том числе, ядерных, аэрокосмических, военных. «Определенный прорыв за счет традиционных отраслей «хай-тек», – как отмечают специалисты, – возможен, но для этого следует акцентировать эффекты «перелива». Однако политика, направленная на поощрение «переливов из традиционного российского «хай-тек», не разработана ни на идейном, ни на инструментальном уровне» (Данилин, 2015, 166).

Касаясь Новосибирского региона, следует подчеркнуть, что сложившаяся в результате отсутствия масштабной региональной программы инновационного развития, незаконченность первой волны связана как раз с недостаточным развитием социально мобилизационных и системных элементов, обусловливающих последующее формирование кластерных систем. Недостаточное развитие этих элементов оказало, в частности, существенное влияние на идеологию и практические действие лиц ответственных за инновационное развитие региона. Дело в том, что незавершенное институциональное обустройство среды оставляет возможность не столько для произвола, сколько для ошибочных решений акторов (в данном случае, чиновников). Недостроенная институциональная среда не дает необходимых полноценных сигналов как для формирования соответствующего мировоззрения акторов, так и для их адекватных действий.

Этатитская модернизация в России, программа реиндустриализации Новосибирской области и наука

Первая волна инновационного развития Новосибирской области разворачивалась в период, когда федеральный центр мало вмешивался в дела регионов. Однако формирование «политической вертикали», с ее ориентацией на электоральную среду, а также проведенная административная реформа в системе государственного и муниципального управления, привели к тому, что в стране была «элиминирована гражданская идеология модернизации, зато восторжествовал этатитский ее дискурс» (Булгаков, 2015, 22). При отсутствии четко отработанного правового поля, обеспечивающего баланс интересов центра и регионов, в системе отношений федерация – регион фактически реализуется унитарный федерализм.

Так в процессе реформирования РАН, несмотря на то, что в соответствии с Конституцией, наука в России находится в совместном ведении Российской Федерации и Субъектов Федерации, решения на всех этапах реформирования РАН принимаются только Российской Федерацией. Это привело к тому, что в последние годы наука в России была подвергнута беспрецедентному административно-бюрократическому воздействию в режиме беспрекословной манипуляции и жесткого контроля. В реальности реформа науки 2013 года предстала перед Субъектами Федерации, как ориентированная на административное навязывание западных нормативно-правовых образцов, секретная политическая операция, от которой регионам лучше дистанцироваться, как и от тех субъектов, на которых она направлена.

Прежде всего, навязывание посредством жесткого административного давления «сверху» нормативно-правовых конструкций блокирует институциональные каналы, складывающиеся в процессе развертывания первой инновационной волны в НСО на основе кумулятивных позитивных эффектов, возникающих от согласованных коллективных действий нерыночных субъектов. Как отмечалось, именно эти эффекты подготавливают условия для коллаборации базовых для развития инновационного общества институциональных субъектов: власти, науки, бизнеса. Блокирование институциональных каналов, возникающих на основе этих эффектов, разрушает процесс инновационного развития по принципу brownfield в своих основаниях. К тому же такое развитие блокируется и за счет структурных ограничений, возникающих в результате отсутствия необходимых для инновационного развития России и регионов отношений в системе «федерация – регион». Возможность же преодолеть эти структурные ограничения, в частности, для Новосибирской области в режиме «ручного управления», заключавшаяся в поручениях руководителя государства, была упущена властью региона.

Дело в том, что в регионе не стали исполнять поручения руководителя государства и сделали упор на разработку масштабной программы реиндустриализации Новосибирской области. Как отметил в апреле 2015 года на «круглом столе», посвященном разработке этой программы, заместитель министра экономического развития НСО В.Б. Шовтак: «В отличие от ЦОИР, который нам навязали сверху, программа реиндустриализации – это назревшая и осознанная потребность на уровне руководства области» (Соболевский, 2015, 6). В этой связи ключевой соразработчик программы реиндустриализации Институт экономики и организации промышленного производства (ИЭОПП) СО РАН с самого начала брал на себя определенные риски, разрабатывая «документ, который типологически отсутствует в Законе о стратегическом планировании» ( Кулешов, Селиверстов, 2016, 12). Резюмируя свои усилия, разработчики программы пишут: «пожалуй, впервые удалось организовать реальное взаимодействие власти, бизнеса и науки в выработки новой модели взаимодействия региона. Это было весьма непросто, поскольку с самого начала выявилось несовпадение интересов, устремлений, перспективного видения у ключевых игроков, на поле регионального стратегирования. (Кулешов, Селиверстов, 2016, 12-13).

В процессе разработки задавался контекст, в котором «цель программы – не просто ее интегративность, не просто рост регионального продукта, но новое качество этого роста». При этом интегративность есть «включение в нее межрегиональных инновационных мероприятий и проектов, а также реализация кластерного и паркового подходов, успешно зарекомендовавших себя в разных странах мира и имеющих опыт распространения в самом регионе» (Кулешов, Селиверстов, 2016, 10). К концу 2016 года пять флагманских проектов рассмотрены правительственной межведомственной комиссией по сопровождению программы под руководством вице-премьера А. Дворковича. «Три из них одобрены на федеральном уровне», и по двум уже получена финансовая поддержка. (Вдовик, 2017, 1).

Необходимо подчеркнуть, что флагманские проекты в программе реиндустриализации экономики области ориентированы на наращивание высокотехнологического бизнеса. При этом не востребуется в полной мере «важнейший и определяющий компонент потенциала Новосибирской области», каковым является «мощный научно-образовательный комплекс СО РАН», который, по мнению разработчиков программы реиндустриализации региона, «до сих пор выступает флагманом российской науки в сфере как фундаментальных, так и прикладных исследований». В этой связи они пишут: «… несмотря на ряд совместных инициатив правительства региона, мэрии Новосибирска, руководства Сибирского отделения РАН и отдельных его институтов, этот потенциал пока не удалось задействовать в полной мере» (Кулешов, Селиверстов, 2016, 13).

Именно это, а также «работа над потенциальными проектами программы реиндустриализации, как пишут В.В. Кулешов, В.Е. Селиверстов, усилила нашу убежденность в необходимости новой стратегической инициативы под названием «Сибирский наукополис» (Кулешов, Селиверстов, 2016, 14). «Принципиальной основой будущего Сибирского наукополиса, – по мнению В.Е. Селиверстова, – являются уже сформировавшиеся интеграционные связи и взаимодействия участников мегапроекта. (Соболевский, 2016, 8). При этом «ареал потенциального «Сибирского наукополиса» де-факто является «территорией опережающего инновационного развития Новосибирской области» (Кулешов, Селиверстов, 2016. 14).

Однако включение этого проекта в федеральный приоритетный проект «Развитие инновационных кластеров – лидеров инвестиционной привлекательности мирового уровня», ситуацию принципиально не изменило. В проекте-заявке, как отмечает В.Е. Селиверстов, «практически не упоминаются институты Сибирского отделения РАН, ориентация сделана исключительно на бизнес-структуры» (Соболевский, 2016, 8). Таким образом, институты СО РАН выпадают, как из программы реиндустриализации региона, так и из мегакластера «Сибирский наукополис», ориентированного, собственно, на мобилизацию потенциала фундаментальной науки. Такое «выпадание» связано не только с процессами, происходящими в регионе, но и с ситуацией сложившейся на федеральном уровне.

Дело в том, что, как представляется, для государства, осуществляющего этатистскую консервативную модернизацию, характерны специфические инструменты, которые, будучи применимыми к региональным программам, выхолащивают их. Речь идет, в частности, о процессе принятия решения о федеральном финансировании программы «Сибирский наукополис», когда происходит ориентация исключительно на бизнес-структуры. Как представляется, региональные программы воспринимается представителями федеральной власти как механическая сумма запросов отдельных субъектов ее участников, тем самым механизмы сопряжения и соорганизации этих субъектов разрушаются. При этом процессы, связанные с конституированием системы наука – власть, наука – бизнес уходят на второй план, под угрозой оказывается экосистемное развитие программы.

Реиндустриализация и риски второй волны инновационного развития региона

Переход к программе реиндустриализации вызвал фактическую остановку реализации ранее принятых базовых программ развития ННЦ, ориентированных на сохранение и наращивание его креативного потенциала, как ядра сектора будущего. В связи с остановкой программ и планов распались площадки для обсуждения региональной и муниципальной поддержки процессов обновления и развитие социокультурной инфраструктуры Академгородка, в режиме «здесь и сейчас». Это как раз те проблемы, которые входят в компетенцию и сферу ответственности (включая соответствующее финансирование) муниципальной и региональной власти. Именно такая ответственность имеет принципиальное значение для формирования отношения к ННЦ как анклаву будущего, а также способности представителей власти к интерактивному взаимодействию.

Остановка базовых программ развития ННЦ означает, что прекращается поддержка «очага» будущего, который сыграл ключевую роль в развитии самодеятельного массового творчества, в преобразованиях первой волны инновационного развития региона. Фактически происходит вывод самодеятельного массового творчества за пределы инновационной волны, который приводит к тому, что истощается та энергия, которая питала, стимулировала, провоцировала переход от административного к интерактивному взаимодействию власти, бизнеса и науки. Сам по себе такой переход в обществе, где доминируют центрированные процессы, да еще перед лицом затянувшегося спада экономики может быть охарактеризован как очень неустойчивый процесс. В таких условиях власти начинают переоценивать административные механизмы и недооценивать механизмы самоорганизации. Это проявляется в целой массе происходящих в регионе в последнее время событий, которые не исчерпываются односторонним отказом от указанных выше программ и планов, ориентированных на развитие ННЦ. Речь идет также и о таких событиях как отсутствие согласия при назначении руководителей Советского района, при смене руководителя Академпарка.

Но самое главное – административный крен блокирует развитие способности властных структур к рефлексии, а также совершенствование навыков работы с социальными системами, где сложно организованные личность и общество становятся ведущими факторами развития, что отрицательно влияет на перспективы развития второй инновационной волны региона, связанной с институционализацией неформализованных инновационных инициатив. Речь идет, прежде всего, о таком позиционировании мегапроекта «Сибирский наукополис», в котором не просто декларируется, но артикулируется, инструментируется его кластерная природа, и его естественная ориентация на постиндустриальный переход. Более того при отсутствии такой артикуляции происходит дезактуализация институтов первой инновационной волны и, в частности форума «Интерра», в рамках которого, по мнению экспертов необходимо наращивать содержание сомасштабное задачам второй волны инновационного развития. Существенно сокращается деятельность Городского центра проектного творчества молодежи, который занимался ранней подготовкой инновационных кадров, обеспечивая при этом и включение чиновников в инновационную волну.

Таким образом, если в первой инновационной волне развития региона, драйвером было комплементарное движение «сверху» и «снизу», то вторая волна, предполагающая институционализацию неформализованных инновационных инициатив, в связи с разрушением их комплементарности, утрачивает этот драйвер. В этом контексте масштабная и важная для технологического и экономического развития Новосибирского региона платформа реиндустриализации не может стать адекватной тем потенциальным возможностям, которыми располагает НСО. Без запуска проекта «Сибирский наукополис», на основе мобилизации «очага» будущего, платформа реиндустриализации будет отступлением назад, от того уровня который потенциально складывался в период первой волны инновационного развития региона. 

Список литературы

Белкина А. НГУ: деньги потрачены с умом // Бумеранг. 2010. №13 (9 апреля). С. 2.

Булгаков В. П. Модернизация и Россия. Между прогрессом и застоем?//Вопросы философии. 2015. №12. С. 15–26.

Брызгалов А. Технопарк: модель для сборки//Интерра. Информационно-аналитический журнал. 2010. №1 (сентябрь). С. 30-33.

Вдовик М. Владимир Городецкий: «Наши проекты – одни из самых крупных в России»//Континент Сибирь. 2017. №3 (2 февраля). С. 1.

Войтов В. А., Мирский Э. М. Неожиданные социологические проблемы современного этапа научно-технического прогресса // Общественные науки и современность. 2012. №2. С. 144-154.

Гордиенко А.А. Развитие Академгородка в рыночных условиях//Бумеранг 2011 (22 января). С. 5-6.

Гордиенко А.А. Новосибирский Академгородок – реликт «утраченного мира» или «Силиконовая тайга». Книга вторая: Новосибирский Академгородок как очаг постиндустриального развития России. Новосибирск, 2015. – 356 с.

Городецкий В.Ф. Центр инноваций. От Уральских гор до Тихого океана//Новосибирск – одна семья. 2011. Сентябрь. С. 6-9.

Данилин И. От импортозамещения к инновациям: российская промышленно-технологическая политика в глобальном контексте//Год планеты: ежегодник / Ин-т мировой экономики и международных отношений имени Е. М. Примакова РАН. М.: Идея-Пресс, 2015. С. 163-170.

Дискин И. Е. Альтернативы российской модернизации//Динамика инноваций. Новосибирск. 2011. С. 132-142.

Коптюг В.А. Наука спасет человечество. – Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1997. – С. 61.

Коптюг В.А. О начальном этапе формирования научно-технического парка «Новосибирск»//Социальные проблемы науки и инноваций. Периодическое издание Вып. 1. – Новосибирск, 2000. – С. 54-55.

Крюков В.А. Татарстан – взгляд с... околицы села//ЭКО. 2015. №1. С. 2-4.

Кулешов В., Селиверстов В. Наука, власть, бизнес – треугольник реиндустриализации//В мире науки: Спецвыпуск. 2016. Июнь. С. 9-15/www/sci-ru.org

Ляхов Н.З. Мы не просители. // Бумеранг 2012. №5 (10 февраля). С. 8.

Мартьянов В. С. Поздний Модерн и границы привычного капитализма: в поисках внеэкономических факторов развития//Общественные науки и современность. 2017. №1. С. 165-176.

Маслюк В. Требуются специалисты нового времени // Советская Сибирь. 2015. №55. (22 июля). С. 5.

Неклесса А. Культиваторы будущего//Независимая газета. – 2015. – 23 октября. – С. 5.

Носова Е. 30 миллиардов для Академгородка//Навигатор. 2011. №51. (30 декабря). С. 49.

Смирнов С. В ответе за завтра//Интерра. Информационно-аналитический журнал. 2010. №1 (сентябрь). С. 29

Соболевский А. Южный технополис Новосибирска: цена вопросу не обозначена // Бумеранг. 2011. №36 (16 сентября). С. 2.

Соболевский А. Экономика с приставкой «ре-»//Наука в Сибири. 2015. №8 (23 апреля). С. 6.

Соболевский А. От Академгородка – к наукополису. 60 лет спустя // Наука в Сибири. 2016. №46 (24 ноября). С. 8.

Советский район 50 лет. Новосибирск: Издательство «Апельсин», 2008, С. 59-60.

Толоконский В.А. Устремленность в будущее//Новосибирск – одна семья. 2011. Сентябрь. С. 4- 5.

Хоружий С.С. История – это ответственность//Вечерний Новосибирск. 2009. – 15 января. – С. 5

Шокин Ю.И. Технопарк «Новосибирск» - некоторые аспекты деятельности//Социальные проблемы науки и инноваций. Периодическое издание. Новосибирск, 2000. Вып. 1. – С. 56-59.