Историк, исследователь, путешественник и, наверное, прежде и больше всего – душевный, мыслящий поэт, чья лирика питается в том числе и впечатлениями от поисков и находок в глубинах российской истории. Такова Ольга Иосифовна Мальберт, чьи стихи сегодня представлены читателям «Бумеранга».
Слова, вынесенные нами в заголовок этой публикации, были однажды сказаны Ольгой Мальберт по поводу ее многолетнего увлечения активным поиском всё новых следов, оставленных просветительской деятельностью сосланных в Сибирь декабристов, их значительным вкладом в культурную жизнь Сибири. Ее собственная судьба может наглядно подтвердить реальность дальнейшего развития этого тезиса: «прикосновение к истории» – дело не из простых, требует любви и верности. Ольга Иосифовна, занимаясь, в частности, реставрацией могилы «старшего декабриста» М.С. Лунина, вспоминает сестру его Екатерину, которая всячески поддерживала каторжанина, занималась первоустройством захоронения.
Всего же Ольга Иосифовна совершила, по ее словам, не менее десяти экспедиций по местам памяти невольных сибиряков. И, что характерно, везде встречала почитателей тех, кто находил в себе силы заниматься в изгнании обучением детей, оказанием новым землякам медицинской помощи, другими, полезными населению делами.
Сама О.И. Мальберт, со своими двумя высшими образованиями (историко-филологический факультет Ленинградского Института имени А.И. Герцена и философский факультет НГУ) никогда не искала легких путей, в жизни с нарастающими нагрузками видела смысл и стимул для роста. Она работала с полной отдачей, будучи педагогом в спецшколе, досконально, на месте, осваивала историю декабристского движения.
Несколько слов о коллегах Ольги Иосифовны. Ее хорошо знают в Пушкинском обществе, где она является другом и сподвижницей руководителя Нэли Петровны Трухиной, одним из авторов уникального «Пушкинского альманаха», составителем и редактором которого является Нэля Петровна.
Я слышал информационно насыщенный, эмоционально окрашенный доклад Ольги Иосифовны с отчетом об очередном ее путешествии («паломничестве») к могиле почитаемого исторического деятеля. Это было на заседании клуба «Горизонты», одного из наиболее посещаемых и, пожалуй, теперь уже старейших общественных объединений при Доме Ученых в Академгородке. Участники клуба там делятся друг с другом впечатлениями от путешествий к различным местностям Земного шара. И здесь сообщения Ольги Иосифовны пришлись весьма кстати.
В одном из ее очерков цитируется рассказ очевидицы: «у подножия памятника каким-то пожилым человеком аккуратно была положена доска с надписью: «Ветерану войны с Наполеоном от ветерана войны с Гитлером».
Упомянем также, что Ольга Иосифовна – из тех поэтов, чьё ощущение исторического звучания в судьбе личности выражено умелым, проникновенным стихом:
Мы все у времени в плену:
Что прожито, а что осталось.
Так много дней по одному,
А вместе всех такая малость.
Очевидность принимается как неизбежная данность, однако:
Но стрелки движутся, спеша.
Нет, ничего я не забуду.
Однажды, прикоснувшись к чуду,
Не успокоится душа.
Борис Тучин
Полеты во сне и наяву
Не успокоится душа
Однажды прикоснувшись к чуду…
Еще один листок, шурша,
Упал. Их нынче много…
Все в природе по уму –
И это осень, что же делать?
И суетиться ни к чему,
И, вроде, все переболело…
Мы все у времени в плену:
Что прожито и что осталось.
Так много дней по одному,
А вместе всех такая малость!
И в этой малости людской
Все, что ни есть – бесповоротно,
Хоть песни пой, Хоть волком вой,
Хоть говори о чем угодно…
Но стрелки движутся, спеша,
Нет, ничего я не забуду.
Однажды прикоснувшись к чуду,
Не успокоится душа.
Греза
Долго будет кружить троллейбус
По безлюдной утренней площади,
На пустынной утренней площади
Исполнять ритуальный вальс…
Я теперь уже и не знаю,
Может, этого вовсе не было,
Когда с близкого расстояния
Я увидела – Вас?
Может этого вовсе не было,
Когда каждый день так отчаянно
Я встречала очень красивая
С сумасшедшим солнцем в глазах?
И была городская окраина
Сплошь золотая и синяя…
Такое можно лишь выдумать
Или высмотреть где-то в снах.
Такое можно лишь выдумать…
Говорят еще – бес попутал.
Ну, конечно же, бес попутал,
Ведь думать пора о душе…
И вот встает над Землею
Ослепительнейшее утро
И робкие солнца пальчики
Фортепьянным туше.
И робкие солнца пальчики
Сквозь туман на утренней площади…
А греза крылами белыми
Взмахнула – и унеслась.
Может, этого вовсе не было,
Может, этого вправду не было,
Когда с близкого расстояния
Я увидела Вас?!
Сон о Ленинграде
Я теряю весомость и в сон улетаю.
Это значит, теперь не живу, а «витаю»,
И в витальности этой – и грусть, и отрада
Полусумрака белых ночей Ленинграда.
Я витаю на Невском, витаю на Стрелке,
Находясь с тем, что помню,
в сомнительной сделке,
Не преграда мосты, разведенные даже;
Я неслышно скольжу мимо стен Эрмитажа,
Мимо Летнего сада с знаменитой решеткой;
Вот и домик Петра, проступающий четко
Сквозь вуаль предрассветной графики ночи,
(Мне знакома она и нравится – очень)
Город тих и спокоен. Им по-царски владея,
Прохожу не спеша по безлюдным аллеям,
Все на тех же местах вижу всадников гордых
И целую в уста те же львиные морды.
О мой сон дорогой! Вот и время прощаться,
Расстаемся с тобой… Мне пора возвращаться,
На диван, а с него – к нашей жизни суровой,
Ты меня подожди – мы ведь встретимся снова?
Не прочитана книга…
Вот еще один миг – вот сейчас мною прожит,
Бесполезно аукать, искать, заклинать…
Он исчез, как и все, на других непохожий,
Ну, а как мне за ним – только времени вспять?
Отлетел – и забудь, и не надо иначе,
Ты в копилочку памяти их не клади:
Эта осень пришла, пусть немного поплачет,
Ей виднее, что делать, а ты – подожди.
Подожди до пришествия нового мига:
Поцелует? Ударит? Погладит? Кольнет?
Одарит красотой – и бесследно уйдет…
Пролистни и его – не прочитана книга.
Среди прочих других нас привычкою к чтенью
Одарила природа (божественный!)
То кивок, то пинок, то покрепче удар…
Дочитать до конца – сколько ж надо терпенья?!
Незнакомкам XXI века
Многослойных одежд великая тайна,
Многослойных одежд интригующий шелк…
Словно песня любви прозвучала случайно,
Но в тоннеле метро ее голос умолк.
Я на свет выхожу красотой околдован,
Я не знаю о чем, что и как говорить…
Не начать ли мне жизнь
В самом деле «по новой»:
Ананасы вкушать и шампанское пить!
Это чудо волос и духов запах тонкий,
И изящной походки чарующий ритм…
Двадцать первого века идут Незнакомки,
Чем-то даже прабабушку… повторив.
Снова сводят с ума – не темной вуалью,
Так открытой спиной, бесконечностью ног
И, объяты восторгом с безмерной печалью,
Затерялись в толпе Северянин и Блок.
Моя сосна
Я обниму знакомую сосну,
К сухой ее коре прижмусь щекой
И буду слушать… слушать тишину,
И не нарушу царственный покой
Ничем. Сквозь игл зеленых тонкую канву
Холодный космос смотрит на меня,
Не видит. Но – в великолепье дня
Все льет и льет густую синеву.
Что я ему? И что моя сосна?
(Пусть даже от нее струится тень.)
Песчинкой – я, единым мигом день
И голосом оттуда – тишина.
Поскульку я не Блок, не Мандельштам,
Бессмертие мне, точно, не грозит…
Но вот, когда Вселенная молчит
Или «звезда с звездою говорит»,
То, как к спасенью, тянешься к словам.
Баллада о моем коте
Мой черный кот по кличке Примус
Ушел неведомо куда,
Решив, что в жизни страшный минус –
Съеденье рыбки без труда.
Ему наскучило печенье
И дармовой хозяйский кошт,
Его манили приключенья –
А если ищешь, то найдешь.
И, наплевав на все запреты,
Подобно «сотням беглецов»,
Забыв про рыбные котлеты,
Рванул и все – и был таков!
Но оказался он нестойким:
Проснувшись ночью черт-те где,
Наевшись дряни из помойки,
Он вспомнил о былой еде:
Яйцо вкрутую или всмятку,
На ужин – к мясу курагу…
И он подумал: «Нет, ребятки,
Все, я так дальше не могу!
Иду домой – и будь что будет,
Все лучше, чем в подвале спать.
Зачем-то ведь я нужен людям,
Уж коль пускают на кровать?»
Голодный, тихий и несчастный,
Инстинкту древнему подвластный,
Явился под родную дверь
Дотоле непокорный зверь.
Теперь он ласково мурлычет,
Почти не ноет и не хнычет,
От дури собственной устав,
Критерий истины познав.
Мимолетное
Из романтических страниц
Осталось в памяти не много:
Когда так мило и нестрого
Смотрели Вы из-под ресниц.
Снег падал Вам на воротник
Но только раз, почти украдкой,
Смахнула я его перчаткой –
Такой вот незабвенный миг.
Потом мы продолжали жить,
Но Вы ушли в броню одеты,
А телефонные приветы…
Им ничего не изменить.
Не состоится Коктебель
С сухим вином и летним зноем –
Так пусть себе шумит апрель,
Ничем уже не беспокоя.
Экспромт
Вдруг поверилось в то,
Что все образуется:
Вот надену «манто»
И выйду на улицу –
И увижу дома, деревья и землю…
Ну и что ж, что зима?
Я и зиму приемлю
До весны, до игры
Зайцев солнечных в лужах…
Из промерзшей квартиры
Только выйти наружу –
И сбегутся, смеясь,
Все концы и начала:
Может, Весть прозвучала,
Может, жизнь удалась?
Эпилог
Красный локомотив,
Розовый иван-чай…
Единожды возлюбив,
Трудно сказать «Прощай!»
Легче сказать «Прости!»
Легче просто уйти…
Что там еще невзначай
Встретится на пути?
Единожды возлюбив землю и небеса,
Вдруг для себя открыв прочие чудеса:
Приблудного муравья…
Картошку в золе…
Чириканье воробья…
Морозный узор на стекле,
Песни хорошей мотив,
Услышанный невзначай…
Единожды возлюбив,
Как им сказать: «Прощай»?!
Обратная связь